Лето, бабушка и я. Тинатин Мжаванадзе
огурец, гулять – все «капки»!
Бабушка ставит меня в тазик и моет холодной водой, я поджимаю ножки и повисаю на бабушкиной шее.
– Вот так тебе, так тебе, может, остынешь немного, встань, кому говорю! Следите за ней в оба, – командует бабушка брату и сестре и уходит за свежей майкой: те стоят с красными ушами и всхлипывают. Наконец-то они в моем распоряжении!
– Вот дурная, – возмущенно бурчит брат, намекая на сестру. – Это она виновата, что мы ребенка упустили!
– Язык вырву и в руку дам, еще раз вы друг друга обзовете! Сто раз вам сказано: плохое слово – отрава души, Сулхан-Саба[1] притчу в школе не учили? Ножевая рана заживет, а рана от злого слова – никогда.
– А ты что все время нас проклинаешь? – ехидничает брат.
– Ты чем слушаешь? – Бабушка вытирает меня полотенцем на тахте, я безмятежно задираю ноги к потолку и замечаю баночку с тушью на полке: надо бы ею заняться в ближайшее время. – Всегда добавляю: вашему врагу, вашему врагу.
– Ох, какой я несчастный, – тяжко вздыхает брат, – в доме одни девчонки. У Бахвы брат есть, Мераб. Мама не может мне брата родить?
– Совсем хорошо! – сводит брови бабушка. – Разве можно говорить – «я несчастный»?! Нельзя Бога обижать, говори – я счастливый, я умный, я хороший. Сам себе судьбу портишь!
– Ага, я говорила, что мама девочку родит, а ты не верил! – торжествует сестра, наигрывая мазурку на пианино. – Я выиграла!
Брат со значением длинно вздыхает и уходит в свою комнату, хлопнув дверью.
– Капки! – басом говорю я, чтобы все прекратили спорить.
Пока все умилялись, я наметила себе программу на день: надо проверить, какой звук издают выброшенные с балкона чайные ложки и стеклянная пробка от графина.
Стрижка
Бабушка нацепила кособокую соломенную шляпу и вздохнула:
– Кашу ты не ешь и молока не пьешь. Чем тебя кормить?
– Курицей, – так же строго ответила я и потянулась за папиным бритвенным прибором.
– Руки!.. Где я тебе курицу возьму, наседка только села яйца высиживать. Цыплятки вылупятся, выкормлю их, подрастут, только к осени их резать можно.
– Зарежь наседку, – спокойно подсказываю я непонятливой бабушке. Она смотрит ошарашенно:
– Ну, волчья порода!
И смеется, как только она умеет: гудит с поджатыми губами, и плечи трясутся.
– Ладно, поищу в гнезде, может, свежих яиц снесли. А ты сиди тут и ничего не трогай! Если выйдешь во двор – цыгане унесут.
Что такое «цыгане», я не знаю, но слышу про них довольно часто: если залезаю с грязными ногами на диван, то «цыганский ребенок!», если накручиваю на себя цветные тряпки – «цыганская красотка!».
– А зачем они меня унесут? – озабоченно спрашиваю, попутно пробуя стянуть спички.
– Руки!.. Как зачем – им тоже такой ребенок нужен, волосы смотри какие – золотые, колечками. Ты моя русалочка!
Еще она запретила трогать нож, коробку для шитья, класть в рот пуговицы и лобио
Сулхан-Саба Орбелиани – грузинский писатель и дипломат, здесь упоминается его притча «Раненый языком» из книги «Мудрость вымысла»: крестьянин знакомится с медведем и зовет его к себе домой, жена крестьянина плохо принимает гостя и говорит о нем обидное, медведь уходит молча. Встретившись снова с крестьянином в лесу, он просит приятеля ударить его топором по голове. Спустя долгое время крестьянин встречает медведя, и тот показывает: видишь, рана от топора зажила, а от злого слова – нет.