Так близко к горизонту. Джессика Кох
представлю тебя Майе.
Я тоже вышла и наблюдала за Дэнни и Лайкой. Дэнни сел на корточки и протянул моей собаке раскрытую ладонь с сыром. При этом он не отрывал взгляд от земли.
Интуитивно он делал именно то, что надо. Присел, чтобы не выглядеть угрозой, избегал зрительного контакта, который собаки часто ошибочно принимают за сигнал к нападению. Лайка нагнулась, подползла к нему, немного отползла обратно, помахала хвостом и быстро схватила кусок сыра. Дэнни не двигался. Он не совершил ошибку, которую часто совершают люди в таких обстоятельствах, – не попытался схватить собаку. Вместо этого он подождал, когда Лайка отползёт от него достаточно далеко, и только потом медленно поднялся. Я порадовалась, что он так хорошо понимает, что делать с травмированными собаками.
– Так, – сказал он, – теперь буду делать это каждый раз при встрече. Пойдём, я покажу Майю.
Я взяла его протянутую руку, и мы пошли к выгону. Майей оказался толстенький пони высотой 1,45 метров с лохматой серой шерстью, среди которой иногда пробивались белые пятнышки. Чёрная густая грива падала на обе стороны его толстой шеи. Дэнни позвал серую красавицу и, тяжело ступая, она подошла и горячо дыхнула мне в лицо. Я никогда не встречала такого дружелюбного пони. На выгоне стояли ещё два более мелких пони. Я подозревала, что это шотландские пони или, по крайней мере, их помесь. В случае с Майей я понятия не имела, какой она породы. Может, норвежец? Но тут не подходил цвет. Возможно, она была помесью разных пород.
Дэнни показал пальцем на других пони.
– Это Пабло, а того, что побольше, зовут Йосто. Они принадлежат приюту, в котором я жил. Майя – моя. Девочки из приюта заботятся о ней и ездят на ней. Для тебя она уже не подойдёт. Она старенькая, немного хромает и совершенно не поддаётся дрессуре. Но для прогулок детей подходит идеально.
В середине монолога он перешёл на английский, даже не заметив этого. На самом деле я тоже знала английский, но он говорил слишком быстро и с американским акцентом, так что я не могла понять. Я осторожно похлопала его по плечу.
– Э-э, не тот язык.
– О, извини, – пробормотал он. – Хотя я здесь уже давно, я всё еще начинаю говорить на английском, когда волнуюсь.
Он был взволнован? Из-за чего? Неужели из-за меня?
Дэнни несколько раз ткнул пальцем в лоб.
– Я думаю по большей части на английском. Возможно, дело в этом.
Несмотря на то, что он жил в Германии уже почти десять лет, он всё ещё казался скорее американцем, чем немцем.
– А на каком языке тебя снятся сны?
– На обоих. Чаще всего и на том, и на другом. Я даже не всегда замечаю.
«Невероятно!»
– Ты что-то рассказывал про Майю, – напомнила я, и он повторил сказанное на немецком.
– Ты писал, что она очень важна для тебя. Она у тебя уже давно? – хотелось узнать мне.
– Я купил её два года назад. Всё указывало на то, что она скоро умрёт, но она всё же выжила.
– Боже мой, зачем покупать старого и больного пони?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Я не смог по-другому. Она стояла у цирка, мимо которого я ездил каждый день. Она