Малавита. Тонино Бенаквиста
время смотрел, как они играют, как всегда недоумевая, как французы могут быть такими некоординированными. А ведь одним из его прекраснейших последних воспоминаний об Америке был матч «Чикаго Булс» и нью-йоркских «никсов», когда он собственными глазами видел, как живой Майкл Джордан, человек-легенда, летает от корзины к корзине. Вот уж точно повод тосковать по родной земле всю оставшуюся жизнь.
Он очнулся оттого, что ему на плечо легла чья-то рука. Это был не дежурный воспитатель и не учитель, которому поручили вернуть его на положенное место, – рука принадлежала ученику на голову выше Уоррена, его сопровождали двое подручных, одетых не по размеру, так что одежда висела на них, как на вешалках. Уоррен унаследовал телосложение отца, типичного маленького брюнета, он обладал и соответствующими скупыми жестами, природной экономией движений. Торжественная серьезность угадывалась в его пристальном, почти неподвижном взгляде, возможно взгляде созерцателя, для которого реакция – не первый ответ на действие. Собственная сестра уверяла его, что в зрелом возрасте он будет красив, седоват, не похож на других, но прежде такую внешность надо еще заработать.
– Ты, что ли, американец?
Как будто отгоняя муху, Уоррен скинул руку того, в ком он сразу угадал заводилу. Двое остальных стояли, как секунданты, и с опаской ждали продолжения. Несмотря на свой юный возраст, Уоррен прекрасно знал эту интонацию, не вполне уверенный приказ, чтобы, если удастся, захватить власть или по крайней мере прощупать границы. Худший из всех видов нападения, самый подлый – нападение трусов. Когда прошел момент неожиданности, Американец задумался над ответом. Впрочем, вопрос сам по себе ничего не значил, и не важно, что хотела от него эта троица: они появились не случайно. Почему я? – спросил он себя. Почему именно его сцапали, едва он появился? Почему меньше чем за полчаса именно он навлек на себя зачатки кретинской угрозы, которая, поощряемая его молчанием, вскоре приобретет более конкретный вид? Он знал ответ, и этот ответ был способен заставить его распроститься с детством.
– Что вам от меня надо?
– Ты американец. Богатенький.
– Кончайте нести бред и выкладывайте, в чем ваш бизнес.
– Твои родители кем работают?
– Какое твое собачье дело? Ну, что вы там накумекали? Рэкет? Мелкими порциями или разовый куш? Вас сколько – три, шесть, двадцать?
Во что вкладываете?
– ?
– Организации – ноль. Так я и знал.
Ни один из троих не понял ни малейшего слова, а также откуда у него взялась такая уверенность. Заводила почувствовал себя оскорбленным, оглянулся по сторонам, затащил Уоррена в закуток пустого коридора, который вел вниз, в столовую, и толкнул его так сильно, что тот растянулся на низком пристенке.
– Будешь знать как издеваться, новенький.
И все трое совместными усилиями стали учить его молчать, молотя коленками по ребрам,