Осторожно! Злой препод!. Александра Мадунц
на первой странице, – вот так мы, хитрые кобры черношейные, расправляемся с начальством крупным. Помните, что говорил Карлсон, с упоением наблюдая, как ведущие политической передачи, стоит щелкнуть переключателем программ, исчезают с экрана? «Старички во всем слушаются моей команды».
Конечно, стоит выйти на улицу, безмятежности тут же настанет конец, и неважно, что будет причиной – вонючая гора объедков возле мусорного бака, мимо которого хожу в магазин, цена гречки в означенном магазине или что-нибудь другое. Только я не выйду. Я сварю себе крепкого кофе, собственноручно помолов зерна (боже, что за аромат!), съем разом полшоколадки, и долгожданные эндорфины, они же гормоны радости, бодрыми струйками потекут в мозг. Потом поставлю диск Высоцкого и услышу:
Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет? На Большом Каретном.
Где тебя сегодня нет? На Большом Каретном.
Услышав, не мешкая, подпою, а всласть напевшись, закрою глаза и перенесусь в прошлое.
Для меня нет счастливее студенческой поры. И не только потому, что каждому кажется – раньше трава была зеленее, а небо выше. Тут сошлось многое.
Детсадовский возраст столь далек и призрачен, что, лелея смутные обрывки воспоминаний, я не вполне уверена, что то милое нелепое существо, которое в них всплывает, и вправду я – так, нечто из области мифов и преданий.
Школьные годы помню прекрасно. Для меня это нечто вроде минного поля, через которое ты волей-неволей вынужден пройти, чтобы выбраться на простор. Нескончаемые жестокие попытки решить вопросы жизни и смерти, любви и ненависти, правды и лжи – в полной убежденности, что таки да, до тебя это никому не удавалось, но ты обязан справиться, причем обязательно до выпускных экзаменов, потому что потом придется, временно отложив заботу о судьбах человечества, вплотную засесть за учебники.
Впрочем, учеба давалась мне патологически легко, что смущало одноклассников и отнюдь, кстати, не прибавляло симпатии со стороны учителей. Плюс к этому гормональная перестройка, чреватая столь сильными эмоциональными всплесками, что при нынешнем состоянием здоровья я бы, боюсь, подобного не выдержала. Много еще можно было бы добавить, да стоит ли искать слова, если нужные давно уже найдены?
Вообрази: я здесь одна,
Никто меня не понимает,
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Татьяне как раз стукнуло семнадцать – возраст, в котором мы с вами заканчивали школу.
Все переменилось в одночасье. Я поступила на математический факультет университета, где с потрясением обнаружила – я, оказывается, не одна, и меня понимают без долгих объяснений.
Вспоминается следующий эпизод. Студенты-психологи нередко проводили у нас опросы, чтобы потом использовать результаты в научной работе. В данном случае речь шла о какой-то сложной классификации характеров. Пока первому из нас зачитывали