Полный газ. Джо Хилл
из Эдинбурга с каштановыми волосами и в голубых джинсах. Они познакомились уже в вагоне и пока доехали до Ливерпуля, юный Сондерс почти потерял от нее голову. Вероятно, это было счастливейшим воспоминанием в его жизни, – и именно поэтому он так хотел ехать сейчас поездом.
Сондерс старался не вспоминать, что произошло после того, как он вышел на перрон. Они с девушкой из Эдинбурга попрощались, договорившись вечером встретиться в «Пещере». Сондерс зашел в местный семейный ресторанчик – съесть тарелку рыбы с картошкой, – однако рыба оказалась жирной и прогорклой, и он провел весь вечер и ночь в испарине и ознобе, валяясь на койке в хостеле и будучи не в силах встать. В последующие дни живот продолжало крутить, как если бы Сондерс залпом выпил чашку особенно горького кофе, и он не рисковал отойти далеко от унитаза. Его не отпускало мрачное ощущение, что организм теряет не только нечистоты, но и нечто важное. Когда наконец через несколько дней он добрался до «Пещеры», девушки из Эдинбурга там, разумеется, не было и местная группа наяривала что-то дурацкое в стиле диско. Бранч в «Джими-кофе», открывшемся тогда и в Ливерпуле, не то чтобы исправил ущерб, нанесенный здоровью порченой рыбой из семейного заведения, но послужил некоторым утешением.
Платформа была залита флуоресцентным светом – за ее пределами ничего не различишь. Сколько они уже здесь стоят? Такое впечатление, что целую вечность. Хотя нельзя сказать, что поезд просто стоял. Пол под ногами у Сондерса ходил ходуном, словно в следующий вагон затаскивали что-то невероятно тяжелое. Издалека слышался пронзительный мужской голос – надрывный, постепенно затихающий, странно истерический. «Прекратите! – вопил он. – Что вы… Прекратите немедленно!» Сондерс почему-то представил двух грузчиков и огромный саквояж, и как на них орет проводник – вполне понятно, это же не товарный поезд. Вот вскрикнула женщина – засмеялась? – громко, истошно… потом ее голос затих. Сондерс уже почти совсем решил встать и пройти по вагону: надо же посмотреть, что там происходит, – но тут поезд дернулся, что-то громко хлопнуло, и фонари стали уходить назад.
В тот же момент Сондерс услышал, как за его спиной открылась дверь в вагон первого класса. Раздался стальной щелчок.
Ну вот, с некоторым даже мрачным удовольствием подумал он, дождался. Этот… демонстрант.
Сондерс не оглянулся, чтобы убедиться в собственной правоте. Некоторое время спустя он все-таки покосился через проход и увидел в оконном стекле тусклое расплывчатое отражение: высокий парень с острыми ушами немецкой овчарки. Сондерс отвел взгляд и снова уткнулся в газету, делая вид, что увлечен чтением. Если кто-то вырядился подобным образом, он просто мечтает, чтобы его заметили, и надеется на реакцию. Сондерс не имел желания этому потакать.
Новый пассажир первого класса шел по проходу, часто и напряженно дыша – ничего странного, если у тебя на лице резиновая маска. В последний момент до Сондерса дошло: зря он занял