Скажи это Богу. Елена Черникова
Алина.
– Детка, у меня одна сцена на один вечер. У тебя одна голова на одно утро. Есть что-то общее, есть что-то разное. Не будем сравнивать. Но если ты считаешь, что книга для меня, пусть и дневниковая, может быть написана в принципе, почему бы тебе именно ее и не написать для всеобщего обозрения. И никакого профессора! – Анна взмахнула руками, как крыльями. Что-то неуверенное, даже фальшивое, очень фальшивое, было в этом изящном жесте знаменитой балерины.
– Потому что у меня с ним, – ответила Алина подруге, – нерасторжимый контракт. Юридический документ огромной вымогательной силы. Я даже умереть не могу. И с ним я познакомилась по твоей рекомендации. И в его тирании есть свой смысл. И я верю, что он прекрасный знаток своего дела, корректирующего наши дела. Он сказал немало здравых вещей. И я хочу сделать то, что он приказывает! Ведь я вправду безумно боюсь сочинять. Но хочу. Надо. Его измывательства хоть как-то заставляют меня шевелиться.
– Ух разгорелась! – Анна расслабилась, увидев внезапный яростный свет в глазах Алины. – Пиши. Прочту. И все-таки интересно: почему все зашло так далеко?..
Пришла девушка в вышитом фартуке и убрала со стола, одобрительно осмотрев сомий скелет.
– Потому что я не люблю, когда меня убивают, – сказала Алина.
– Ты опять про сердечную разруху? – застонала Анна.
– Нет. Я про уголовное преступление.
– Какое? – чрезвычайно удивилась хрупкая, тонкая, внезапно куда-то улетевшая балерина. – Ведь милиция не нашла никого!
– А вот об этом я тебе и напишу, – решилась Алина. – Про то, как меня пытался уничтожить один хороший человек, известный тебе хорошо, но, если разобраться, лишь понаслышке. Тот, который был когда-то повелителем…
– Алинушка, но ведь это не твое амплуа. Ты не детективщица. Ты у нас, как раньше изъяснялись, инженер человеческих душ. И туш. Тебе чужды обиды, претензии, ты ведь не дура малолетняя. И любовь еще быть может…
– Не может.
– Люби Всевышнего. Я же сказала: ты уцелела. Ведь это кому-то было нужно… наверное. Что ж ты все время путаешь грешное с праведным! В чем проблема-то?
– Ну, уж никак не в муках творчества. И не в дефиците фантазии. Наверное, две ответственности подогревают одна другую: моя перед Богом, моя же – перед собой. Я знаю, что там слышат каждое слово, особенно письменное. Исполняются все желания. Воплощаются все сюжеты. А уж в такие времена, как наши, между тысячелетиями, вообще порочно думать, что ты – творческая единица… Профессор понимает, что страх мой – настоящий страх Божий. И деваться мне некуда. А все-таки так хочется иногда схалтурить и написать что-нибудь разудалое, в моем прежнем стиле, прикинувшись ветошью, дескать, так уж написалось… Но – к профессору определила меня именно ты. Это ведь тоже нужно было кому-то. Наверное!
– Ладно. Извини. Делай как знаешь… Ты ко мне на свадьбу придешь?
– Не издевайся… – вздохнула Алина.
– Ну, как знаешь…
Вечером на подступах