Температурная кривая. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой. Фридрих Глаузер
он позвонил в дверь квартиры…
– Когда это было?
– Около… около одиннадцати… Может быть, немного позже. У меня был урок танцев, который закончился без пяти одиннадцать. А потом я приняла душ…
– Ах, – произнес отец Маттиас и погрузился еще глубже в его мягкое кресло. – Вы приняли душ!.. Хм!..
– Это меня не интересует! – прервал Штудер.
Дама, казалось, не заметила невежливость обоих мужчин, так как она пристально смотрела как завороженная на чечию, которую священник продолжал крутить, то замедляя, то ускоряя…
– Ну, а потом? Вы еще что-нибудь слышали? – спросил Штудер нетерпеливо.
– Да… Подождите… Я слышала, как позвонили, наша квартира находится как раз под ними. Я не закрыла нашу дверь, я хотела узнать, откроет ли фрау Хорнусс, она могла уже лечь спать… Но она, по-видимову, ожидала кого-то. Как только мужчина позвонил, я тут же услышала голос старой женщины: «Ах! Наконец-то!» – Это было сказано с облегчением. – «Заходите внутрь!» – И после этого дверь снова закрыли на замок.
– Мы в Швейцарии, – прервал Штудер – не говорим «Заходите внутрь». Мы говорим или «Заходите!» или «Входите!». Вы не можете вспомнить, фрау… фрау…
– Фрау Чуми.
«Очень интересно! – Подумал Штудер. – Англичанка с Бернской фамилией!» – И вслух:
– Фрау Чуми, не можете ли Вы мне сказать, какую форму обращения употребила женщина? Обратилась ли она к позднему посетителю на «Вы» или говорила ему «ты»?
– Мы в Англии, – это звучало как «мивинглии», – обращаемся ко всем на «Вы». Поэтому, я думаю, фрау Хорнусс говорила «Вы».
– Точно, «Вы», фрау Чуми?
– О, Боже! Конечно! Вы, должно быть, думаете, что я была слишком усталой. Вы из полиции? – внезапно спросила тонкая дама.
– Да… Вахмистр Штудер… – А Вы больше ничего не слышали?
– О, конечно, – сказала дама, улыбаясь, – и довольно много… Однако, Вы меня извините, господин… Господин… Штьюде…
Штудер уже привык, что его называли по-разному: например, французы его называли «Штюдере», а у английской дамы это звучало как «Штьюде» – почти как птичье пение…
– Этот господин не мог бы перестать играть со своей шапкой, это меня нервирует…
Отец Маттиас покраснел как пойманный школьник, быстро водрузил чечию на свой череп и засунул руки в рукава рясы.
– Я слышала, – говорила дама, снова извиваясь как змея, – шаги в кухне. Потом перетаскивали что-то тяжелое через всю квартиру. Потом глухие голоса, долго, очень долго, почти до часа ночи. Я сказала моему мужу: «Что бы это значило, у старой леди никогда не было посетителей, тем более, так поздно, что происходит там наверху?..» – Вы меня понимаете, инспектор?» – «С» она произнесла резко, а «Р» в конце слова проглотила, – нам нравилась старая леди. Она была совсем одинока, иногда мы навещали ее… иногда она приходила к нам. Она всегда была грустной…
– Да-да, –