Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой. Хедвиг Шоберт
глубоко вздохнул.
Сожалеть о сделанной глупости – бесполезное, неблагодарное занятие!
Марта стояла у окна в темной гостиной и плакала. Чувство горькой обиды и унижения охватило ее. Возможно ли, что раздражительность и холодность мужа постепенно превратились в прямое отвращение к ней? Она достаточно ясно увидела в его глазах те чувства, которые переполняли его сегодня, в этом не было никакого сомнения. Он не поколебался посягнуть на самое дорогое в ее жизни – память ее матери. В ее душе, жаждавшей настоящей необыкновенной жизни, жил в безупречной чистоте образ ее матери; этот образ стал утешением в часы одиночества и лишений, кумиром ее снов и единственным объектом ее поклонения. Если бы только рядом с нею был хотя бы один человек, от которого она могла услышать слово одобрения, кто мог бы дать совет, понять ее и утешить! Но со стороны своего мужа она встречала лишь презрительную усмешку, Грегор уклонялся от разговоров, а Лена… ах, даже там она не чувствовала, что ее ждут. Но визиты к ним, по крайней мере, развлекали ее и давали возможность ненадолго забыть ужасное одиночество, которое окружало ее.
Марта прислонила голову к холодному оконному стеклу. Ее охватило чувство безысходности. Как бы мрачно ни было настоящее, будущее лежало перед ней еще более мрачное и непривлекательное, ибо ее сердце также отвернулось от мужа, хотя оно, вероятно, никогда и не принадлежало ему.
И снова перед ее глазами предстала чарующая мечта ее юности, мечта стать знаменитой, прославленной актрисой, как ее мать. Окруженная тысячами поклонников, в великолепных шелковых нарядах с множеством дорогих сверкающих украшений из драгоценных камней… Эта мечта на какое-то время помогала ей забыть ее одиночество. Но она чувствовала, что она была закована в кандалы, которые не давали ей пойти за своей мечтой и что у нее не было сил, чтобы освободиться от них.
Марта услышала, как домой вернулся Грегор. – Значит, уже было очень поздно. Она вытерла слезы с ресниц и мокрыми пальцами погладила увядшие листья лаврового венка – они тихо захрустели.
VIII
– Лена, Лена, ты все еще дома?
Марта Альтен открыла дверь и заглянула в комнату; ее голос сегодня не звучал так мелодично и весело, как это было всегда, когда она появлялась у Даллманнов.
– Да, – ответила актриса, – сегодня запланирована другая пьеса, и мне нечего делать в театре. Я рада, что ты пришла.
– Только на минутку. – Марта стряхнула снег с платья и жакета, затем подошла к дивану, который был любимым местом времяпровождения ее подруги дома, и присела рядом с ней.
– Мама может зажечь свет, я хочу показать тебе свой новый костюм. – Лена хотела подняться, но Марта удержала ее рукой.
– Подожди немного, – поспешно сказала она, – давай еще посидим в темноте.
Но вместо того, чтобы начать разговор, она сидела не шевелясь, погруженная в свои мысли.
– Марта, у тебя что-то случилось?
Марта не ответила.
– Ты