Неандертальца ищу. Роман-идиот. Первая часть. Вячеслав Киктенко
и волниста — часть волны, её капелька. Дивная, чистая, тонко струящаяся Капелька.
***
…а не потому ли язык Хлебникова, непривычно русский язык, так трудно воспринимается, что – слишком русский по сравнению с «устоявшейся», отглаженной европейским ладом лексикой?.. да и формой… да и содержанием…
Пожалуй, ныне ещё одни только дети (нынешние великаны, «неандертальцы») легко и радостно пользуются его языком. Пока они ещё всего лишь наиболее активные и многочисленные компьютерные пользователи. Но время-то идёт… а там и обиходное его использование не за горами…
Стоит заглянуть в академические примечания, чтобы осознать – Хлебников не только древнерусский (Русский, истинно русский!) язык воссоздавал, но и персидский, и другие тюркские и европейские языки сливал в могучем Имперском языке. Да, так! А иначе и сама Империя не возникла бы. Он в одном слове сливал русские корни, немецкие суффиксы, тюркские приставки. Он хотел почти невозможного, единственно великого. Недаром называл себя «Будетлянин», «Председатель земного шара». Имел право…
***
Крылатый русский гигант, не замеченный лилипутами, летел от самых истоков сквозь всю русскую историю, прямо к 20 веку, к первой Мировой, Гражданской войне, и язык его, как сама Россия, менялся на каждом историческом изломе.
Вот он летит от истоков… и слова его чуть ли не заумь: «Жила-была барыня… не то чтобы важная барыня, а, так сказать, лягушечка…».
Дальше – иные века, иной язык. Там уже Стенька с его ватагой и тайным языком вольницы, наоборотным языком: «Кони. Топот. Инок…» – Как хочешь, так и читай, с любой стороны.
Но не игрушки здесь главное, не перевёртыши-палиндромы, не тарабарщина вояк-заговорщиков, а стихия зреющего Переворота, где Чёрная и Белая кость – главный русский разлом – могут сказаться бредом какой-то безумной (якобы безумной) старушки, шепчущей своей хозяйке накануне Переворота страшное: «Слухай, барыня, слухай…»
Казнят на днях барыню… а за что? Может быть, и за то, что «баре и барыни» не только пороли веками на конюшнях мужиков, баб, детишек за малейшую провинность, но и за то, что эта бабушка, доброй барыне шептавшая «слухай, барыня, слухай!..» хорошо помнила по рассказам матери, как сатрап-крепостник заставил когда-то её собственную бабушку, красавицу, молодую рожаницу выкармливать грудью борзых щенков, у которых при родах померла мамаша-сучка. Щенки искусали в кровь нежные соски юной рожаницы, она плакала, вся изрыдалась, умоляя избавить её от этого «кормления»… да куда там! Борзые дороже. А что? Ничего особенного, по барским понятиям…
5. Белая и Чёрная кость.
А что ещё, кроме времени, разлинованного учёными людьми – старательными школьниками с высунутыми от усердия языками, в косых тетрадках разбивающими целое на годы, месяцы, дни – что ещё способно разверстать в мельчайших подробностях тектонические подвижки Истории?
Однажды