Не для меня Дон разольется. Андрей Алексеевич Ворфоломеев
Голятина мы! – обрадовано откликнулся один из них, заслышав родную речь.
– Местные, что ли?
– Ни. С Закарпатья. Козак я.
– Что ты несешь?! Какой ещё, к такой-то матери, казак?!
– Самый натуральный. Фамилиё у меня такое. Василь Козак. А то – Козак Федир. Пидбережний, по-уличному. Есть ещё и Иван. Биличак.
– Тю! А что ж вы с нами воюете?
– А вы что?
«Н-да», – продолжая допрос, про себя подумал Степан. – «Вот уж действительно – Николай с Вильгельмом поругались, а мы стали виноваты».
Невзирая на успешно развивавшееся наступление, простым солдатам и впрямь порядком надоела кажущаяся бессмысленной война. Их дом был за тридевять земель отсюда, поэтому и умирать за считавшиеся номинально своими польские и прибалтийские земли никому откровенно не хотелось. Вот если бы ворог попёр на саму Россию-матушку, тогда – да, другое дело. Оттого и родилась, в окопах, чрезвычайно популярная присказка: «До Курска (или Тамбова) немец, чай, не дойдет»! В придачу, к подобным мыслям примешивались и устойчиво ходившие слухи об измене в высших кругах. Недаром, в одной из солдатских песен прямо говорилось: «И никто не догадался, что полковнику сказать, и ему б на место немца, кусок зеркала послать. Пусть смотрел бы черны усы и о зеркале мечтал: В нем наверно он бы скоро, скоро немца увидал». Или вот ещё: «Когда продали Варшаву, там был немец-генерал. Он набил карман деньгами и непростившися удрал». Судите сами, можно ли с таким настроем выиграть войну?
Другим известием, порядком разозлившим рядовых окопников, стало решение какого-то умника временно отменить очередные отпуска на фронте. Об этом с возмущением говорили все, без исключения, нижние чины. Казалось бы – чего проще! Дайте солдату возможность почаще отдыхать в кругу семьи! Ведь именно обещанием отпусков и строгой очередности пребывания в тылу и на передовой, новый французский главнокомандующий Филипп-Анри Петэн сумел успокоить свою армию после мятежей семнадцатого года. Но – нет. У нас и тут решили пойти другим путем. Мол, в тылу солдаты могут разложиться и привезти в окопы революционную заразу. Так зачем давать отпуска? Пусть уж лучше остаются на фронте. В конечном итоге, армия разложилась прямо на передовой. И ещё неизвестно, что было хуже.
Что до остального, то приняли Степана в полку хорошо. Да и в условиях постоянной текучки, обусловленной всепоглощающей войной, о какой-либо кастовости, присущей прежней армии, быстро позабыли. Все прибывающие новобранцы были, что называется, на одно лицо. Потолкавшись среди солдатской массы, они быстро привыкали к таким приметам окопного бытия, как сырые шинели, разбитые сапоги и непременные вши, прозванные одним метким острословом «внутренними врагами». Дальнейшее зависело только от личных качеств.
Ближе к осени, серьезно продвинувшаяся вперед линия фронта опять стабилизировалась. Солдаты, в который уж раз, зарывались в землю на новых позициях, строили блиндажи, расчищали сектора обстрелов, натягивали колючую проволоку. Противник особой