К черту моральные принципы. Алина Лис
пружину. Стриженные под машинку волосы, сильные залысины и резкие черты лица только усиливали впечатление. Смотрел он на меня со смесью брезгливости и легкой отеческой укоризны.
– Ну, давай, давай, что ты телишься?
Я набрала в грудь воздуха, чтобы что-нибудь ответить наглецу, но открыть рот не успела.
– Ну что ты тут дышишь, ты на собеседование пришла или на курсы лечебного дыхания? Возраст? Имя? Фамилия?
– Соболева Алиса. Двадцать семь лет. – Его вопросы прозвучали так резко и требовательно, что не ответить было просто невозможно.
– Отлично. Образование? Специальность?
– Московский государственный университет культуры, факультет графического дизайна.
– Отлично! И зачем ты с такой профессией приперлась на радио? Сайтики малевать мозгов не хватает? Впрочем, не важно – дело хозяйское. Так и будешь стоять?
Это уже переходило всякие границы. Кто он вообще такой, этот мужик, чтобы вести себя подобным образом?
Если вначале у меня еще было намерение указать собеседнику на произошедшее недоразумение, то теперь оно полностью испарилось. Вместо него возник нездоровый азарт. Если уж все сегодня идет черт знает как, то пусть эта беседа станет достойным завершением безумного дня. Я опустилась на жесткий стул и посмотрела прямо в глаза хаму.
– Хочу попробовать себя в новом деле. – Я постаралась изобразить самую холодную улыбку, на какую только была способна. Однако этого дядьку так просто было не прошибить.
– Пошла бы шпалоукладчицей.
– Боюсь, у меня недостаточная квалификация. Не возьмут, – ядовито посетовала я. – На радио любой дурак сможет, а шпалоукладчицей думать надо.
Тип за столом явно обрадовался ответному хамству:
– Великолепно. А как называется столица Непала?
Нет, он точно ненормальный. И я тоже, раз до сих пор продолжаю этот разговор.
– Непальск. Или Непальбург.
– Неплохо. Допустим, Жириновский обложил матом полицейского, а тот, не разобравшись, кто перед ним, огрел его дубинкой. Твой комментарий.
– Буду носить мальчику передачи.
– Зачем? – несколько растерялся дядька.
– Думаете, Владимир Вольфович его на месте закопает? – засомневалась я. – Мне кажется, все-таки будет тюрьма, суд.
– Нахрена ему в тюрьме твои передачи?
– Все-таки утешение. Страна должна помнить своих героев. Может, получится эксклюзивное интервью взять. – Я уже вошла в раж и более-менее понимала, чего хочет мой собеседник.
– Хорошо для репортера, плохо для радиоведущего. Ты замужем?
– В разводе.
– Дети есть?
– А зачем вы спрашиваете?
– С детьми не возьму. Так есть?
– Нет.
– Смотри, проверю. Что с пропиской?
– Московская.
– Плохо.
– Почему?
– Москвичи работать не умеют.
Надо сказать, что тут я уже возмутилась. Не первый раз слышу эту фразу, но каждый раз становится