Конец света с вариациями (сборник). Александр Тюрин
ниже пояса. У Костика, не то четвертого, не то пятого мужа Синявской (лет на семь ее младше), сейчас действительно голодные времена. Гонконгские «мыльницы», понакупленные весьма далекими когда-то от фотодела гражданами, подорвали доходы вольного фотографа. Люськина писанина кормила обоих.
Синявская яростно фыркнула и вышла, не прощаясь.
– Зря ты так, – сказал миролюбивый Левушка. – Нагадить она может ох как не слабо…
– Да и черт с ней! И на листке этом свет клином не сошелся, давно тут все опостылело… – зло парировал Дима и, немного успокоившись, добавил:
– Ну все, пора разливать. Придерживай формы…
Большой кошмар вступил в новую фазу.
Коридоры были пустынны, даже самые записные субботние трудоголики к семи часам вечера давно разбежались. Одинцов, Димин приятель и тезка, сразу провел их в лабораторию, и тут же куда-то поспешил – не иначе как за стаканами и закуской, очертания литровки сквозь полиэтиленовый пакет он углядел мгновенно.
– Ну, старик, давай в темпе, – Залуцкий возился с камерой, – распаковывай свои аксессуары. Побыстрее надо уложиться, Гера вон домой торопится… У него жена там молодая одна скучает. Ну а мы посидим потом по-холостяцки, вспомним дни былые…
Гера, на редкость молчаливый паренек, настраивал осветитель. Дима, проникнувшись сочувствием к нему и к молодой жене, быстро распаковался.
– Ну как? Красотища?!
– М-да… – неопределенно протянул Залуцкий и почесал затылок.
– Погоди, Серега, посмотришь в движении – как живая будет… Куда бы ее плюхнуть-то…
– А вон тара подходящая… – Залуцкий подставил найденную на соседнем лабораторном столе посудину.
– Это называется чашка Петри, – поделился научными познаниями Дима, хотя использовал сии чашки лишь в качестве пепельниц на пьянках с Одинцовым. – Да грязная она какая-то…
– Вываливай, старик, вываливай, время дорого…
Дима вывалил. Продукт их с Левушкой творчества (самый маленький, залитый в качестве формы в небольшую миску) теперь слизисто поблескивал боками в чашке Петри. Получилось на самом деле удачно – темная тряпка, скомканная и залитая желе, неопределенно и размыто просвечивала сквозь студенистую массу, а когда Дима тянул за привязанную к ней прозрачную, совсем незаметную рыболовную леску – псевдомедуза действительно колыхалась и дергалась, как живая. Тряпка казалась неведомым внутренним органом.
Подошел Дима Одинцов – с четырьмя свежевымытыми стаканами и кое-какой закуской.
– Отложи пока, – строго сказал ему Серега. – Сначала съемка.
Начали снимать. Одинцов, в чистом халате и вправду похожий на молодого, подающего большие надежды ученого, нес квазинаучную ахинею. О воздействии фазомодулированным лазерным лучом на клетку в парафазе митоза, позволившем после многолетних опытов добиться фактически беспредельного роста клетки без ее деления – и о необозримых