Происхождение всех вещей. Элизабет Гилберт
дураком и заговорит первым в столь опасных обстоятельствах.
Поэтому, после того как они долго смотрели друг на друга молча, Бэнкс наконец рявкнул:
– Скажи на милость, что-то может помешать мне полюбоваться, как тебя вздернут в Тайберне[1]?
Так вот значит что, подумал Генри. Попался.
Тем не менее паренек тут же стал искать выход из положения. Ему нужен был план, а времени на раздумья было в обрез. Но не зря же его всю жизнь колошматили старшие братья – правилам боя он научился. Когда противник крупнее и сильнее тебя и ударяет первым, есть лишь одна возможность ответить, прежде чем тебя превратят в кисель, – выступить неожиданно.
– Я способный маленький пройдоха, – выпалил Генри.
Бэнкс, который любил курьезы, разразился удивленным смехом:
– Признаюсь, мальчик, мне не совсем ясно, что за польза в этом для меня. Пока ты лишь разграбил мои сокровища, накопленные с большим трудом.
Это был не вопрос, но Генри на него ответил.
– Ну да, я слегка прополол ваши грядки, – сказал он.
– Даже не отрицаешь?
– Сколько бы я ни распинался, это вряд ли что-то изменит.
И снова Бэнкс рассмеялся. Возможно, ему показалось, что Генри нарочно храбрится, но храбрость Генри была не показной, а настоящей. Как и страх. И полное отсутствие раскаяния. Всю свою жизнь Генри Уиттакер считал раскаяние слабостью.
Бэнкс сменил тактику:
– Должен сказать, молодой человек, вы поставили своего отца в весьма затруднительное положение.
– А он меня, сэр, – незамедлительно ответил Генри, снова заставив Бэнкса изумленно рассмеяться.
– Неужели? И что же плохого сделал вам этот достойнейший человек?
– Родил меня в нищете, сэр, – ответил Генри. И тут вдруг все понял и добавил: – Это же он сделал, да? Он меня вам сдал?
– Он, он. Твой отец – честный человек.
– Только мне от этой честности ни жарко ни холодно, – пожал плечами Генри.
Бэнкс задумался и кивнул, признавая его правоту. Затем спросил:
– Кому ты сбывал мои растения?
Генри стал загибать пальцы:
– Манчини, Фладу, Уиллинку, Лефавуру, Майлзу, Сатеру, Эвашевски, Фуэрелю, лорду Лессигу, лорду Гарнеру…
Бэнкс остановил его, махнув рукой. И уставился на паренька с неприкрытым изумлением. Как ни странно, будь этот список скромнее, он рассердился бы больше. Но Генри назвал имена величайших ботаников той эпохи. Кое-кого из них Бэнкс даже считал друзьями. Как мальчишка их отыскал? Ведь некоторые из этих людей уже много лет не были в Англии. Да у мальца, никак, экспортное предприятие! Что за дела этот плут проворачивал у него под носом?
– А откуда ты знаешь, как обращаться с растениями? – спросил Бэнкс.
– Я это всегда умел, сэр, всю свою жизнь. Как будто родился, уже все умеючи.
– И все твои заказчики… они тебе платили?
– Иначе не
Место публичной казни в Лондоне; использовалось до 1783 года. –