Ключи к полуночи. Дин Кунц
нанести кому-либо вред. Возьми себя в руки. Ну же, ради бога, взглянешь еще разок на него?»
– Джоанна? Что случилось? Что происходит? – спросил Алекс, касаясь ее плеча.
Казалось, кореец двигался медленно и методично, с неумолимой однозначностью существа из ночного кошмара. Джоанна почувствовала себя загнанной в ловушку той же самой не по-земному давящей тяжести, в том же самом потоке вязкого времени.
Ее язык как бы распух, горло пересохло, во рту появился противный металлический привкус и вкус крови, что было, без сомнения, тоже плодом воображения, таким же, как и вонь антисептиков, но для нее это выглядело как реальность. В любой момент Джоанна могла начать непроизвольно задыхаться. Захлебываясь, она хватала ртом воздух.
Лизоль.
Медицинский спирт.
Она моргнула, и взмах ее ресниц, как по волшебству, еще больше изменил действительность: теперь розовая культя корейца оканчивалась механической рукой. Не веря, Джоанна услышала жужжание наблюдающей системы, заскользили смазанные поршни, включились механизмы, и пальцы раскрылись из сжатого кулака.
Нет. Это тоже был бред.
Когда кореец был менее чем в трех ярдах от нее, он поднял руку и сделал указующий жест кистью, которой не было. Разумом Джоанна понимала, что его интересовала только фреска, которую они с Алексом рассматривали, но на более примитивном, чувственно-эмоциональном уровне она отреагировала с уверенностью, что он указывал на нее, подбираясь к ней, несомненно, с недобрым намерением.
Из глубины ее души в памяти возник пугающий звук: скрежещущий, пронзительный, леденящий голос, полный отравы и ненависти. Голос был такой же знакомый, как боль и ужас. Она хотела закричать. Несмотря на то что человек в ночном кошмаре, безликий человек со стальными пальцами, никогда не говорил с нею во сне, она поняла, что это был его голос. Более того, внезапно она осознала, что хотя во сне и не слышала его говорящим, но точно слышала его наяву. Как-то… где-то… когда-то… Слова, которые вспомнились сейчас, не были вымышленными или взятыми из самых худших ее снов. Они всплыли из воспоминаний давно забытых времени и места, которые были такой же частью ее прошлого, как и вчера. Сдержанный голос говорил: «Еще стежок, милая деточка. Еще стежок». Звук становился громче: теперь голос громыхал с чудовищной силой. Она одна могла слышать его, остальной мир был глух к звукам этого голоса. Слова взрывались внутри ее: «Еще стежок, еще стежок, еще стежок». Казалось, ее голова не выдержит и взорвется вместе с ними.
Кореец остановился в двух шагах от нее.
Лизоль.
Медицинский спирт.
«Еще стежок, милая деточка».
Джоанна побежала. Она закричала, как раненое животное, и бросилась прочь от изумленного корейца, натолкнулась на Алекса Хантера, совершенно не понимая, кто он, стрелой промчалась мимо него, ее каблуки шумно стучали по деревянному полу. Она спешила в следующий зал, желая закричать, но, потеряв дар речи, бежала, не оглядываясь, уверенная, что кореец гонится за ней; бежала мимо ослепительных произведений искусства мастера XVII века Кано Танью и его учеников;