Персики для месье кюре. Джоанн Харрис
спасибо, я уже пила. Большое спасибо за печенье. Я, пожалуй, уже пойду. Не хочу, чтобы мои дочери волновались.
Я взяла свою корзинку, теперь наполненную самыми разнообразными марокканскими лакомствами.
– Мне тоже доводилось делать такие вкусные вещи раза два, – сказала я. – Но теперь я в основном делаю просто разные шоколадки. А знаете, это ведь я раньше арендовала тот магазин, что напротив церкви. Там, где был пожар.
– Правда? – Фатима даже покачала головой.
– Ну, это было очень давно, – сказала я. – А кто там теперь живет?
Возникла еле заметная пауза; улыбка на круглом лице Фатимы несколько утратила теплоту; Ясмина опустила глаза и зачем-то принялась поправлять ленту у Майи в волосах; а Захра явно занервничала. Одна Оми не растерялась; громко фыркнула и сообщила:
– Да Инес Беншарки!
Инес. Значит, вот как ее зовут.
– Она что, сестра Карима Беншарки? – спросила я.
– Кто тебе это сказал? – удивилась Оми.
– Да кто-то из деревенских.
Захра искоса глянула на Оми:
– Оми, пожалуйста…
Та поморщилась.
– Yar[30]. В другой раз поговорим. Надеюсь, ты еще к нам заглянешь? Принеси тогда этих своих шоколадок. И детей своих приведи.
– Конечно. Обязательно принесу и приведу. – Я повернулась к двери, и Фатима вышла на улицу, чтобы проводить меня.
– Спасибо за персики.
Я улыбнулась:
– Приходите к нам в гости в любое время.
Солнце уже село. Близилась ночь. Скоро жители Маро усядутся наконец за стол, чтобы на время прервать долгий дневной пост. Выйдя на улицу, я увидела, как покинувшие мечеть люди расходятся по домам. Некоторые посматривали на меня с любопытством – здесь нечасто увидишь женщину, просто так идущую по улице, да еще и в одиночестве, да еще и одетую в джинсы и мужскую рубашку, да еще и с распущенными волосами. Но все же большинство мужчин меня игнорировало, старательно отводя глаза в сторону, что в Танжере считается признаком уважительного отношения, но в Ланскне вполне могло бы сойти и за оскорбление.
Навстречу мне попадались в основном мужчины – в рамадан женщины чаще всего остаются дома и готовятся к ифтару. На одних были обыкновенные белые рубахи, на других – настоящие джеллабы или долгополые одеяния с капюшоном, бурнусы, на которые мы с матерью вдоволь насмотрелись в Танжере. У многих головы были прикрыты шапочками для молитвы, но некоторые пожилые мужчины носили фески или даже черные баскские береты, а некоторые повязывали голову «арафатками». Встретилось в толпе и несколько женщин – в основном в черных никабах. Интересно, подумала я, смогу ли я узнать среди них Инес Беншарки? И в ту же секунду вздрогнула, увидев ее. Да, это, безусловно, была она, Инес Беншарки, Женщина в Черном. Она шла отдельно ото всех и двигалась с изящ-ной и ритмичной грацией танцовщицы.
Остальные женщины шли маленькими группками, болтая друг с другом и смеясь. Инес Беншарки держалась подчеркнуто
Да, ладно (