Смертное Камлание. Николай Басов
тоже приходилось мирить, вернее, это приходилось всегда и везде учитывать.
А и впрямь, подумал Рыжов, как-то меня обкатали эти-то… мои сотрудники. Сделали отношения чуть ли не старорежимными, и уж конечно, далекими от той нормы, которая присутствовала едва ли не во всех звеньях системы ОГПУ-НКВД. Раньше он замечал это во время выездов в провинцию, где должен был контактировать с местными органами, но полагал, что это – из-за его, так сказать, московскости. Зато теперь… Нужно будет за этим последить.
– А ведь ты – из хорошей, крестьянской семьи, простой человек, воевал в гражданскую, еще как воевал, – сказал Блюмкин.
Они что же, мое дело рассматривали, подумал Рыжов. Зачем? Он вздохнул, и строго, даже немного раздраженно приказал:
– Смеховой, попрошу вас выйти. И закройте дверь плотнее.
– Не нужно, – Бокий опять улыбнулся в своей манере, левым углом губ. – Мы уже отчехвостили тебя, Рыжов. Вот, опять на «ты». – А теперь возьмемся за дело, и состоит оно вот в чем…
– На тебя хочет взглянуть товарищ Сталин, – вдруг бухнул Блюмкин, нахмурившись, и зло поглядывая на того же Смехового.
А комиссар группы вдруг выпрямился, стал едва ли не «смирно». И теперь его глаза поедом выкатились на Рыжова, что было бы странно, если бы… Не было так нелепо. И так неподходяще.
– Когда?
– Завтра, – сказал Бокий. – Мы заедем к тебе на одной машине…
А ведь и верно, мелькнуло у Рыжова, если они добираются ко мне даже на пару, а такое случалось, они приезжали в разных авто. И как он раньше не замечал?
– А потом поедем в Кунцево, к товарищу Сталину, – перебил Блюмкин. – Ты должен быть в штатском, меня об этом особо предупредили.
– Документы, материалы какие-нибудь?..
– Не нужно, – сказал Блюмкин.
– Отставить, – буркнул, тоже чем-то недовольный Бокий, обращаясь к Рыжову. – Сталин хочет просто побеседовать с тобой. Как меня, – он сделал на этом слове ударение, – предупредили, мы просто посидим на веранде, выпьем чаю. Поговорим, конечно…
– Есть о чем, – Блюмкин поднялся. И еще раз посмотрел на Рыжова, сомневаясь, достоин ли тот такой привилегии – пить чай с вождем на даче. – О прочем не волнуйся…
И все трое, не попрощавшись, вышли. А на языке у Рыжова так и остался незаданным вопрос – о каком «прочем» ему не следует волноваться?
# 2.
В машине было тесновато. И ведь обычный черный «Пежо», таких по Москве бегало уже изрядное количество, но едва Рыжов загрузился на переднее сиденье, ему стало ясно, тут сгустились такие тучи, такое напряжение, что не то что разместиться с удобством, даже дышать оказалось нелегко.
Бокий и Блюмкин смотрели в разные окошки, каждый со своей стороны. Из машины, когда они подкатили к особнячку в Неопалимовском, никто из них не вышел, даже шофер не вышел. Он сидел, как истуканчик, за своим рулем, даже головы, кажется, к Рыжову не повернул.
Ехали по новому, проложенному для откровенно начальственного люда шоссе лихо, словно