Сегодня война. Алексей Волков
законам физики.
Когда-то пять поражающих факторов ядерного взрыва проходили в школе. Потом вероятность всеобщей глобальной бойни посчитали сошедшей на нет, и молодежь не узнала о том, что может вызвать к жизни человеческий гений. Теперь им предстояло ощутить всю пятерку на собственной шкуре, да с учетом, что эти ощущения для многих станут последними в жизни.
Удар был страшен. Словно некий великан дунул во всю мощь гигантских легких. Хотя куда там какому-то великану! Вроде всего лишь воздух, однако ударная волна пронеслась, снося стекла и крыши, бросая ополоумевших людей в стены, круша и ломая все на своем пути.
Что-то больно ударило Белявского в спину и по ногам, по ушам дало так, словно голова оказалась между молотом и наковальней. Даже попыталось проволочь по асфальту, но трудно проделать подобный трюк с лежащим человеком. Да еще когда дома вокруг хотя бы немного прикрыли от бешеного порыва воздуха.
А потом все прошло. Резко, как и началось. Не все, разумеется, последствия остались, да и помимо волны должно было возникнуть многое, но хотя бы появилась возможность встать на ноги. Или, что вернее, немного приподнять голову и оглядеться.
Оглушило так, что звуки куда-то напрочь ушли из мира, будто их никогда не было на грешной Земле. Даже непонятно было, жив или нет. Кто знает, что ждет нас на том свете? Хотя там не должно быть боли. Следовательно…
Вокруг был форменный ад. Может, заслужил бывший офицер Ограниченного контингента посмертное пребывание именно в таком месте, да только не походило происходящее на загробную жизнь. Скорее – на страшную смерть по эту сторону извечного барьера.
Неподалеку, на территории открытого кафе, в луже крови корчился один из извращенцев. Его возлюбленный в растерянности сидел рядом, баюкая не то ушибленную, не то сломанную руку, и, похоже, что-то шептал. Или – кричал. Белявский не слышал ничего, кроме гула в собственных ушах.
Вообще, крови было много. Витрина все того же заведения рухнула на оказавшегося некстати рядом посетителя, и теперь там валялось чье-то окровавленное тело. Какие-то кучи тряпья торчали под обломками рухнувшей крыши. Кажется, крыши, стены, пусть и разваленные, выглядят иначе. Сознание плыло, потому Павел был не уверен в собственной адекватности.
Тела лежали и дальше. Но кто-то вставал, кто-то пытался встать, а кому-то подняться было уже не суждено. Страшным штрихом в сектор зрения попала какая-то женщина у стены, чья голова треснула, словно перезревший арбуз, и желтое на плитках тротуара перемешалось с красным.
Исмаил шевелился рядом. Одежда на его спине была порвана и местами немного пропиталась кровью, но вот враг-приятель приподнялся, обернулся и вздрогнул, будто там картинка была еще более ужасной. Уже севший Белявский невольно посмотрел туда же и обомлел.
На черном клубящемся фоне в небе вырастал огромный черный же гриб. Его основание находилось примерно в районе собора, а шляпка поднималась выше и выше, приходилось задирать голову, чтобы посмотреть, где же она заканчивается и заканчивается