Клятва королевы. К. У. Гортнер
Она поднялась на ноги. – Он хотел умереть! Выбрал смерть, чтобы сбежать от меня. Пресвятая дева, вот почему я не знаю покоя, вот почему живу день за днем в бесконечных муках. Если бы я так не поступила, Хуан мог бы жить. Я оставалась бы королевой, и мы занимали бы положение, принадлежащее нам по праву!
Словно совсем рядом, я услышала женский шепот: «Его убила Португальская Волчица… Португальская Волчица погубила кондестабля Луну».
Мать уничтожила друга моего отца. Вот почему теперь считала, будто ее преследует призрак, вот отчего постоянно становилась жертвой жутких припадков. Она считала, что кровавый долг лежит на ней самой.
Я заставила себя встать:
– Здесь холодно. Давай зажгу жаровню.
– Да! Почему бы и нет? Зажги огонь. Или еще лучше – принеси факелы и подожги замок. Хоть почувствую вкус того, что ожидает меня в аду. – Она снова начала расхаживать по комнате. – Боже милостивый, что мне делать? Как мне тебя защитить?
Мать развернулась кругом, и я замерла, готовясь к худшему. Однако она не закричала, не стала бессвязно бормотать или царапать себя, как бывало прежде, лишь достала из кармана платья помятый пергамент и бросила мне. Я подобрала его с полу, повернулась к свече, поймав себя на том, что невольно затаила дыхание. В тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра за окном, я начала читать. Письмо было от короля Энрике. Его жена, королева Жуана, родила дочь. Девочку окрестили Иоанной, в честь матери.
– Энрике добился невозможного, – сказала мать. – У него появилась наследница.
Я ошеломленно подняла взгляд:
– Есть повод отпраздновать.
– О да, – рассмеялась она, – будет пир горой! Они отметят мой конец. Все, за что я сражалась, потеряно навсегда. У меня нет ни короны, ни двора; твой брат Альфонсо лишится наследства. А потом они придут и заберут тебя и Альфонсо, оставив меня здесь гнить в одиночестве, забытую всеми.
– Мама, это неправда. В письме лишь объявляется о рождении ребенка и ничего не говорится о том, что нас должны куда-то забрать. Ты переутомилась. Давай вместе поищем утешения.
Положив письмо в карман, я подошла к молитвенной скамье. Это был ритуал, который мать внушила мне с детства, – каждый вечер мы молились вместе.
Я уже взялась за перламутровую шкатулку, где хранились четки, когда послышался голос матери:
– Нет, больше никаких молитв. Бог меня не слышит.
Я застыла:
– Это… это богохульство. Бог всегда слышит.
Слова мои, однако, прозвучали не слишком убежденно, и это повергло меня в ужас. Я почувствовала, как на меня наваливается нечто, чего я не способна понять, но что создает между мной и матерью глубокую трещину, и едва не вскрикнула, услышав осторожный стук в дверь. На пороге стояла Эльвира с кубком в руке. Я взяла у нее отвар, и она вопросительно посмотрела на меня. Когда я повернулась, мать снова стояла у кровати, наблюдая за мной.
– Ах, – сказала она, – наконец-то пришло мое забвение.
– Это поможет заснуть. Мама, тебе нужно отдохнуть.
Я