Урусут. Дмитрий Рыков
ребят со временем из памяти стерлись, а мое – видишь – прилипло.
– А-а-а… Ладно, пошел я. Достану футбольные – сразу к тебе.
– Без вопросов.
Пока долговязая фигура удалялась, Олег вывел резюме: «Неопрятность, наглость, развязность, навязчивость, глупость. Трудно ему придется в жизни. Сдаст он свои значки по рублю – терпения не хватит».
Затрещал, заверещал звонок. Следующим уроком в расписании стоял труд.
В их классе интеллектуалов или просто эрудированных болтунов стучать молотком и снимать стружку рубанком не любил почти никто. А ему – нравилось. Маме об этом не говорил, иначе сразу бы началось: повредишь пальцы, ай-яй-яй, а как же фортепиано! Или вдруг заноза?! И-и-и! Ну что тут объяснишь? А если талант, шестое чувство? Когда Лапша, сколачивая настенную полку, чуть не отшиб себе палец, юный меломан показал ему способ: высверливаешь ручной дрелью маленькое углубление, вставляешь туда гвоздь – вот и стоит прямо, не шатается. Тогда и бей.
Трудовик в Белолобове души не чаял. На прошлой неделе школьникам показали, как изготавливается табурет, так Вождь сначала вытесал из заготовки сиденье, затем отправился в соседнюю комнату, где старшеклассники терзали за токарными станками тупыми резцами ржавые болванки, и выточил себе вместо параллелепипедных ножек длинные конусообразные. Сразу же здесь, за станками, ему помогли разделить пополам два восьмимиллиметровых винта. Он обработал края напильником, Николай Павлович оторвал от сердца электродрель, Олежка сначала выточил четыре широких углубления с обратной стороны сиденья, затем по одному – вверху каждой ножки, вставил в них подходящие по размеру гайки, соединил все вместе винтами – табурет готов. То, на что отводилось два урока, он сделал за тридцать минут.
Поэтому сегодня он сперва обработал свое изделие наждачкой-нулевкой, а потом принялся вырезать по заранее подготовленному трафарету коротким сапожным ножиком, заточенным, как бритва, замысловатый узор во всех четырех углах табурета. Осталось лишь покрыть лаком. Увидев финал работы, Никей Палыч только замычал – для выражения восхищения не хватало слов.
– Белолобов, пять с плюсом, – наконец, прорвало его. – Нет, теперь ты понимаешь, как мне трудно с твоими друзьями? – он выдернул из рук Шила деревянную скульптуру – четыре ножки разной длины, прибитые гвоздями к кривому сиденью – и показал ее Олегу. – Нет, этим только печь топить! А окажись ты один в лесу? (учитель являлся страстным любителем походов). Погиб бы на следующий день! А вот Белолобов – он бы и убежище нашел, и костер развел, и на оживленную дорогу вышел!
– Так он Вождь – сын прерий, – огрызнулся Жорка. – Ему это действительно раз плюнуть.
– Ставлю «три». Единственно за то, что не прогулял. Ну, и за старание.
– Николай Павлович?.. – вежливо, но с небольшим давлением произнес Олег.
Учитель оглядел их двоих, покачал головой.
– Ух уж эти мне друзья-побратимы… Белолобов, твой плюс переходит к Шиляеву.
– И превращается… – продолжил