Единственный выживший. Дин Кунц
отозвался подросток, – но у него нет ни полшанса. Такие сучки обычно не клюют на неудачников – чтобы трахнуться, они всегда могут найти себе все, что только захотят…
– Перестань называть их суками, – перебил Джо.
– Это почему же?
– Потому что они – женщины.
В сердитых глазах подростка что-то сверкнуло, словно в них вдруг отразилось блестящее лезвие выкидного ножа.
– Послушай, мужик, ты что – папа римский? Тоже мне святоша выискался!..
Едкий желтый воздух вокруг них неожиданно сгустился настолько, что Джо почудилось, что он чувствует, как крошечные капельки кислоты разъедают ему кожу. Звук спускаемой в унитазах воды действовал ему на нервы, и Джо показалось, что у него в животе тоже что-то забурлило. Сражаясь со внезапно подкатившей к горлу тошнотой, он сказал:
– Опиши женщин.
Подросток отвечал с еще большим вызовом и неприкрытой наглостью:
– Телки – полный улет, особенно рыжая. Но и темненькая ей почти не уступает. Я готов ползти по битому стеклу, лишь бы ее трахнуть, пусть даже она и глухая.
– Глухая?
– Глухая или что-то вроде того, – подтвердил парень. – Она все время возилась со своим слуховым аппаратом – то совала его в ухо, то снова вынимала, как будто он ей не совсем подходит. Но это ее единственный недостаток. Она действительно красотка что надо, эта сучка!
Джо был на шесть дюймов выше и как минимум на сорок фунтов тяжелее подростка, но ему захотелось схватить его за горло и душить, душить, душить до тех пор, пока он не поклянется никогда больше не употреблять это слово, не подумав. Или пока парень не поймет, какое оно мерзкое и как оно унижает всех – и в первую очередь его самого, – когда он использует его мимоходом, словно навязшее в зубах присловье. Но уже в следующее мгновение Джо испугался своей собственной дикой реакции. Зубы его были стиснуты, жилы на лбу и на шее вздулись точно канаты, в ушах стучало, а глаза застилала черно-красная пелена бешенства. Тошнота не только не прошла, но стала сильнее, и он поспешно глотнул воздуха, чтобы привести себя в чувство.
Должно быть, подросток заметил в глазах собеседника что-то такое, что заставило его осечься на полуслове. Даже поза его изменилась и стала не такой вызывающей, а взгляд снова ушел в сторону – туда, где игроки продолжали гонять по кругу таракана с расплющенным брюшком.
– Дай мне мои деньги, – сказал он. – Я их заработал.
Но Джо не спешил расстаться с двадцаткой.
– Где твой отец?
– А что?
– А мать?
– Тебе-то какое дело?
– Где же они?
– У них своя жизнь, у меня – своя.
Гнев Джо превратился в отчаяние.
– Как тебя зовут, парень?
– Зачем тебе знать? Или ты думаешь, что я сопляк, которому мамочка не разрешает одному ходить на пляж? Так вот, я уже давно хожу туда, куда мне хочется, а ты можешь поцеловать себя в зад!
– Никто не спорит, что ты можешь ходить куда тебе хочется, но тебе не обязательно бывать везде.
Подросток снова