Сивилла. Флора Рита Шрайбер
им в оконное стекло с криком:
– Выпустите меня! Выпустите меня!
Это была отчаянная мольба – крик преследуемого, попавшего в ловушку, одержимого.
Доктор Уилбур подбежала быстро, но все-таки недостаточно быстро. Прежде чем она оказалась возле пациентки, раздался звон. Кулак с размаху пролетел сквозь стекло.
– Дайте мне осмотреть вашу руку, – потребовала доктор, сжимая запястье пациентки.
Та сжалась от ее прикосновения.
– Я только хочу посмотреть, не поранились ли вы, – мягко объяснила доктор.
Внезапно пациентка замерла и расширившимися от удивления глазами взглянула на доктора Уилбур – впервые с того момента, как вскочила со стула. Жалобным детским голоском, совершенно непохожим на тот голос, который только что обличал мужчин, пациентка спросила:
– Вы не сердитесь из-за окна?
– Конечно нет, – ответила доктор.
– Я ведь важнее, чем это окно? – В голосе звучали любопытство и недоверие.
– Разумеется, – уверила ее доктор. – Окно может починить кто угодно. Я вызову столяра, и он все сделает.
Неожиданно пациентка стала более спокойной. На этот раз, когда доктор взяла ее за руку, она не сопротивлялась.
– Давайте-ка присядем на кушетку, – предложила доктор. – Мне нужно хорошенько осмотреть вашу руку. Дайте я посмотрю, нет ли порезов.
Они отвернулись от окна и пошли к кушетке – мимо сумочки, которая упала на ковер, когда пациентка вскочила, мимо рассыпавшихся бумаг и карандашей, мимо потока ярости, извергнутого из раскрытой сумочки. Но теперь страх и ярость исчезли.
Сивилла всегда садилась за стол на безопасном расстоянии от доктора. На этот раз, однако, она села рядом с доктором и оставила свою руку в ее, даже когда доктор объявила:
– Ни порезов, ни царапин нет.
Но вдруг настроение вновь изменилось.
– Здесь кровь, – сказала пациентка.
– Крови нет. Вы не порезались.
– Кровь на сеновале, – объяснила пациентка. – Томми Эвальд был убит. Я там была.
– Вы там были? – переспросила доктор.
– Да, была. Я тоже была.
– Где был этот сеновал?
– В Уиллоу-Корнерсе.
– Вы жили в Уиллоу-Корнерсе?
– Я там живу, – последовала поправка. – Вааще все знают, что я живу в Уиллоу-Корнерсе.
«Вааще». Сивилла так не разговаривала. Но с другой стороны, Сивилла, которую знала доктор, не сделала бы ни одной из тех вещей, которые произошли с того момента, как она вскочила со стула. Постепенно, по мере того как Сивилла продолжала переживать случившееся на сеновале, доктора охватывало жуткое ощущение нереальности происходящего.
С того момента, как пациентка вскочила со стула, это ощущение присутствовало здесь, беззвучное, но пронизывающее, как уличный шум, проникавший в комнату через разбитое стекло. Чем больше Сивилла говорила, тем сильнее становилось это ощущение.
– Моя подруга Рейчел сидела со мной на сеновале, – рассказывала