Фукусима, или История собачьей дружбы. Михаил Самарский
Оно тебе нужно? Лучше пару часов отдохни, книжку почитай, кинцо посмотри…
– А вдруг ваша дочь приедет… нет-нет, неудобно, я не могу…
– Да прекрати ты, – махнул рукой Владимир Петрович, – какая дочь. У нее своя жизнь, бизнес, она по заграницам мотается, ты думаешь, она захочет жить тут у меня. Любушка, ты что такое говоришь? В общем, давай, дорогая, перебирайся к нам, забирай себе комнату и живи здесь. Это же удобно. Вот тебе жилье, и тут же офис. – Владимир Петрович громко рассмеялся.
– Хорошо, я подумаю, Владимир Петрович, – тяжело вздохнула Люба, – посоветуюсь с родителями.
– Вот ты какая умница, – улыбнулся Петрович, – ей двадцать шесть лет, а она все с мамой советуется.
– Ой, Владимир Петрович, – смутилась Любаша, – вы знаете, я советуюсь с родителями скорее формально. Знаете, как родители обижаются…
– Знаю, знаю, – хмыкнул Владимир Петрович, – сам такой был. Но, Любаша, тут дело не в обидах даже, просто родители – это такие существа, они постоянно видят во всем опасность.
Люба рассмеялась:
– Это вы, Владимир Петрович, со своей работой, наверное, везде опасность видели.
– Не скажи, дорогая, у меня был приятель, царство ему небесное, он намного старше меня, так вот он обыкновенным учителем работал, то есть наших кошмаров не видел.
– И что? Он тоже во всем видел опасность…
– Да, – перебил Владимир Петрович, – представь себе. У него был сын. Так вот отец всю жизнь отправлял его из дому, как на войну.
– Как это? – Люба вздернула брови. – Куда отправлял?
– Да хоть куда! – улыбнулся Петрович. – Идет пацан в кино, а отец картины себе в голове рисует, мол, вдруг там с кем подерется, а те его встретят после кино. Или просто в школу идет, отец снова переживает, двадцать раз скажет сыну, чтобы тот на красный свет дорогу не переходил. Но даже если будет переходить на зеленый, чтобы все равно внимательно смотрел по сторонам, и так далее.
– А может, так и надо, – тяжело вздохнула помощница, – у нас соседка не уберегла мальчишку.
– Что случилось? – встревоженно спросил Владимир Петрович.
– А вот то, что вы сейчас рассказывали. Перебегал на красный свет и… – Люба замолчала.
– Да, это беда страшная, – Владимир Петрович откашлялся в кулак. – И что? Погиб?
– Погиб, – ответила Люба и вдруг с какой-то злостью в голосе добавила: – Я бы ее собственными руками придушила, сама виновата…
– Это еще почему? – удивился Владимир Петрович.
– Она сама всю жизнь перебегала дорогу на красный, да в неположенном месте, и пацана за собой таскала. Папа мой ей сто раз говорил: «Дашка, если своей жизни не жалко, хоть ребенка пожалей, ну почему ты все время перебегаешь дорогу на красный свет?»
– Это неисправимые люди, – вздохнул Владимир Петрович.
– Вы представляете, – продолжила Люба дрожащим голосом, – а когда ее Костик погиб, она моего папу обвинила, что, мол, накаркал. Голосила на весь микрорайон и моего папу проклинала.
– Да,