Нехорошее место. Дин Кунц
– спальню матери. Наступила ночь, и коридор на втором этаже тускло освещался двумя слабыми лампочками под стеклянным колпаком, покрытым толстым слоем серой пыли. Слева находилась лестница, справа – комната сестер, его прежняя комната и вторая ванная. Все двери были открыты, нигде не горел свет. Дубовый пол скрипел, вытертая, изношенная дорожка совершенно не глушила шаги. Иногда он думал, что в доме следует провести генеральную уборку, может, даже покрасить стены и заменить напольные дорожки, однако, пусть он и поддерживал в спальне матери безупречную чистоту и порядок, ему не хотелось тратить деньги на остальную часть дома, а его сестер домашнее хозяйство не интересовало. Скорее, они не умели его вести.
Шум мягких шагов предупредил его о приближении кошек, и он остановился, не дойдя пары шагов до лестницы, боясь, что наступит одной из них на хвост или лапу. Через мгновение они появились над верхней ступенькой и устремились в коридор, все двадцать шесть, если его последний подсчет не отстал от жизни. Одиннадцать черных, несколько черно-коричневых, темно-коричневых и угольно-серых, две темно-золотистые и только одна белая. Виолет и Вербина, его сестры, предпочитали темных кошек, чем темнее, тем лучше.
Животные мельтешили вокруг, наступали на кроссовки, терлись о лодыжки, оплетали хвостами голени. Две ангорские, абиссинская бесхвостая, мальтийская, но в основном беспородные. С зелеными глазами, желтыми, серебристо-серыми, синими, и все с интересом рассматривали его. Ни одна не замурлыкала, не мяукнула. Инспекция проходила в полной тишине.
Конфетка не испытывал особой любви к кошкам, но этих терпел, и не только потому, что они принадлежали его сестрам. По существу, они являлись частью Виолет и Вербины. Он чувствовал, что ударить их, сказать им грубое слово – все равно что ударить или накричать на сестер. А вот этого он сделать не мог, потому что лежащая на смертном одре мать наказала ему заботиться о девочках и защищать их.
Менее чем через минуту кошки решили, что их миссия выполнена, и все как одна отвернулись от него. Помахивая хвостами, многоголовой меховой многоножкой двинулись к лестнице и скатились с нее.
Когда он поставил ногу на первую ступеньку, они уже поворачивали с промежуточной лестничной площадки на второй пролет, скрываясь из виду. Когда спустился в коридор первого этажа, кошек уже не было. Он пересек гостиную, где не горел свет и пахло пылью. Из кабинета-библиотеки тянуло запахом плесени. Его источником служили полки, заставленные женскими романами, которые так любила мать. Когда Конфетка проходил через тускло освещенную столовую, под ногами хрустел мусор.
Виолет и Вербину он нашел на кухне. Они были сестрами-близняшками, неотличимыми, как две капли воды: блондинки, с белоснежной, бархатистой кожей, голубыми глазами, высокими скулами, алыми губками, которым не требовалась помада, и ровными, мелкими зубами, чем-то похожими на зубы их кошек.
Конфетка пытался любить своих сестер, но не сложилось. Ради матери не мог относиться к ним плохо,