Ржавая Хонда (сборник). Владимир Яценко
запросто. Трусливые, но любознательные. На большую цель не «сядет», пока та не начинает гнить. Зато, если низко опустится и заметит неподвижного человека, атакует в момент. Так что в открытом поле лежать на грунте не рекомендуется.
— А чем они смотрят? Я не видел глаз у химер.
— Не знаю. И как они летают, не знаю. По «сети» разбросаны утолщения, старики их называют головами. Может, через них как-то… О! Гляди-ка!
Он спрыгнул с буксира, отбежал метров двадцать в сторону и вернулся с выжатой досуха фольгой из-под пива. Присмотревшись, я обнаружил, что треть банки будто отрезана ножницами. И по краям мелким бисером шли оплавленные капельки металла.
Я взял у Рыжего смятый кусок разукрашенной жести и, откинув полог, вошёл в крепость, чтобы обрадовать Данилу отсутствием сомнений в навыках пилота и штурмана.
Напарник стоял у скамьи с вещами команды Феликса. Без слов я метнул Даниле смятую банку. Он поймал её, покрутил в руках и выбросил через клапан вентиляции за борт.
— Зря ты так, — я осуждающе покачал головой. — На жести странные следы…
Но Даниле было всё равно. Он, как обычно, всем собеседникам предпочитал себя.
— Как у тебя? — спросил я.
— Пива не нашёл, — грустно сообщил дружинник, — ни еды, ни питья… полки пустые. Наверное, у них так принято: по приходе на базу — все расходники на замену. Остатки выгребли, а новьё положить не успели. Так что жрать нечего…
— Не о том спрашиваю.
— А всё остальное замечательно! — Данила широко улыбнулся. — Это не санитары, Иван! Пронесло.
Мне показалось несправедливым корить его за радость. С этим открытием по возвращении нас ждали только овации и повышение по службе. После карантина и рекондиции, конечно.
— Тогда кто?
— Питерцы, больше некому. Личные жетоны Феликс наверняка собрал. Мы же не знали, что они солдаты. Когда он жмуриков стаскивал в кучу, тогда-то, видно, железки и посрывал. С этой «колодой» мы его и бросили.
Меня покоробил тон дружинника:
— Что значит «бросили»? Откуда нам было знать, что Феликс — солдат?
— Могли догадаться. Феликс погиб, спасая штатского. Наёмника интересует только жизнь хозяина, а солдату без разницы, кто платит. У него установка на спасение всех.
— Депут подери! — выругался я. — Если Феликс — солдат, потому что погиб, спасая Рыжего, а мы с тобой живы и штатского спасать не собирались. Тогда… кто же мы?
Данила отвлёкся от вещей, разложенных на скамье, и посмотрел мне в глаза:
— Так что? Вернёмся? Найдём останки Феликса — соберём жетоны. Но что там изобразил гравер, уже известно…
И он показал тюбик депилятора с размашистой росписью фломастером «СПБ».
— Мы не можем вернуться, — напомнил я, будто он мог об этом забыть. — Думаю, хохлы уже снарядили за нами экспедицию.
Мои слова прервал громкий с надрывом стон.
Из носового кокпита к женским покоям рысью промчался Рыжий.
— Волнуется, — посочувствовал я дикарю.