Ричард Длинные Руки – король. Гай Юлий Орловский
Надеюсь, навечно. Так что наш Храм в безопасности.
Отец Ромуальд покачал головой, лицо его оставалось озабоченным.
— Вряд ли. Вы это знаете, отец Кроссбрин.
— На долгое время в безопасности, — уточнил отец Кроссбрин. — Достаточное для.
Я пошевелился, они посмотрели на меня, я сказал мирно:
— А вы учитываете, что там на Дне тоже знают о Маркусе? И готовятся по-своему?
Отец Ромуальд спросил с настороженностью:
— Конечно, готовятся. Но вы знаете, как?
— Есть намеки, — ответил я. — Они хотели бы уничтожить вас всех до прилета Маркуса. Чтобы потом не гоняться за каждым в отдельности по всем оруиненным землям.
Отец Форанберг, дотоле молчавший, прогудел мрачно:
— Значит, у нас остаток зимы и весна.
— Но это не значит, — напомнил я, — что ударят в последний день. Удар будет нанесен, когда расшатают защиту. А это может быть и завтра.
Отец Ромуальд буркнул:
— Хорошо, хоть не сегодня вечером.
Сигизмунд, дотоле скромно помалкивающий, сказал чистым ясным голосом:
— Это точно не сегодня. Там остались одни рабочие.
Наступило долгое молчание, наконец отец Бенедерий словно очнулся от глубокого сна или обморока, вздохнул и проговорил слабо:
— Хорошо, брат паладин! Если у присутствующих нет серьезных вопросов, попрошу братьев отвести вас в келью и обеспечить отдыхом. Смотритесь вы весьма… измотанным.
— Еле на ногах держусь, — признался я. — Что поделаешь, возраст… Это Сигизмунду хорошо, на целых две недели моложе!
Глава 3
Монахи окружили нас тесной группой, но Сигизмунда вскоре утащили в другую сторону, а меня провожали до самой кельи. Я заметил и отца Кроссбрина, но тот идет в сторонке, всматривается в меня достаточно встревоженно, стараясь не показывать виду, что взволнован, но когда монахи распахнули передо мной дверь, сами оставшись в коридоре, он неожиданно шагнул за мной следом и плотно закрыл за собой.
Я с любопытством всматривался в его лицо. Он старается выглядеть как всегда сурово и непреклонно, однако сейчас на лице сильнейший стыд и вполне понятный страх.
— Брат паладин, — произнес он настолько тихо, что даже самые чуткие уши по ту сторону двери ничего не уловили бы.
— Отец Кроссбрин, — ответил я с подчеркнутым равнодушием.
— Брат паладин, — сказал он еще тише, — я хотел спросить…
— Спрашивайте, — ответил я со всей любезностью.
— Я только хотел узнать, — проговорил он с трудом, — тот черный монах… продавший душу…
— Брат Александро?
— Да, — почти прошептал он, — что-то еще говорил?
Я отошел к противоположной стене, отец Кроссбрин покосился на дверь и с облегчением последовал за мной.
— Ничего особенного не сказал, — ответил я с небрежностью урожденного аристократа, у которого предков больше, чем у стегоцефала позвонков в хвосте. — Что мне нравится в монастырских уставах, так это понимание