Анатомия убийства. Гибель Джона Кеннеди. Тайны расследования. Филип Шенон
около полуночи, понадеявшись, что вдохновение придет утром. Еще не было семи, когда он встал и вернулся к работе, обеспокоенный тем, что не успеет закончить речь к сроку. Церемония была назначена на 13.00. Около 11.00, когда он все еще писал, в комнату влетела его дочь Дороти.
– Папа, только что убили Освальда!
– Дороти, не обращай внимания на все эти безумные слухи, иначе они доведут тебя до умопомрачения, – отвечал Уоррен, раздраженный тем, что его отрывают от дела.
– Папа! – воскликнула она. – Я видела, как они это сделали.
Уоррен кинулся к телевизору и увидел повтор репортажа: как окруженного полицейскими Освальда в наручниках ведут к полицейскому фургону, как в него стреляет Джек Руби, владелец ночного клуба в Далласе. В тот момент было неясно, выживет ли Освальд.
Невзирая на новое потрясение Уоррен заставил себя вернуться к блокноту. У него оставалось менее часа, чтобы закончить речь и попросить Нину перепечатать ее на пишущей машинке, а потом надо было ехать через весь город на Капитолийский холм. Благодаря помощи полицейских, узнавших председателя Верховного суда в лицо и расчистивших для него запруженные людьми улицы, Уоррены успели добраться до Капитолия к назначенному часу. Уоррен был одним из трех выступавших на церемонии. Двое других были избраны как представители двух палат Конгресса: спикер Палаты представителей Джон Маккормак из Массачусетса и лидер большинства Сената Майк Мэнсфилд, оба были демократами.
Все три речи были краткими. Речь Уоррена была самой прочувствованной.
– Джон Фицджеральд Кеннеди – замечательный президент, друг всех людей доброй воли, веривший в достоинство и равенство всех людей, борец за справедливость, апостол мира – был отнят у нас пулей наемного убийцы, – так начал Уоррен свою речь. – Что подвигло жалкого негодяя совершить такое чудовищное злодеяние, быть может, навсегда останется нам неизвестно, и все же мы знаем, что на подобные преступления обычно толкают ненависть и злая воля, которые пытаются проникнуть в кровь и плоть Америки. Какую цену мы платим за этот фанатизм!
Если мы действительно любим свою страну, если мы воистину любим справедливость и милосердие, если мы полны горячего желания сделать этот народ лучше для тех, кто идет по нашим стопам, мы по крайней мере должны отречься от ненависти, которая снедает людей, – продолжал Уоррен. – Смеем ли мы надеяться, что мученическая смерть нашего возлюбленного президента сможет смягчить сердца тех, кто сам не пойдет на убийство, но без колебаний распространяет отраву, которая распаляет мысли об убийстве в других?14
Уоррен гордился своей речью и опубликовал ее полностью в своих мемуарах, однако его безудержный панегирик Кеннеди некоторым его слушателям показался неподобающим для председателя Верховного суда, который по должности обязан был быть выше своих пристрастий. Стал бы