Жизненный план. Лори Спилман
похожий на мой.
– Отлично. – Мидар обводит присутствующих взглядом. – Будут ко мне вопросы?
– Нам все ясно, – отвечает Джоад и направляется к двери с видом заключенного, отпущенного на волю. Кэтрин берет свой «Блекбери» и просматривает входящие сообщения. Джей бросается к Мидару, преисполненный благодарности. Он мельком ловит мой взгляд и сразу опускает глаза. Братья чувствуют себя виноватыми, это видно. Мне становится совсем плохо. Только лицо Шелли с лучистыми серыми глазами, обрамленное темными кудряшками, выглядит дружелюбным. Она раскидывает руки в стороны и принимает меня в объятия. Но даже Шелли не знает, что сказать мне в эту минуту.
По очереди мои родственники пожимают руку мистеру Мидару, пока я сижу на своем месте, как провинившийся ученик, оставленный после урока. Наконец все уходят, и мистер Мидар закрывает дверь. Становится так тихо, что я слышу, как кровь бежит по моим жилам и ударяет в виски. Он возвращается на свое место во главе стола. Лицо его гладкое и загорелое. Мягкий взгляд плохо сочетается с резкими чертами.
– Вы в порядке? – спрашивает он, словно действительно хочет услышать ответ. Видимо, у него почасовая оплата.
– В порядке, – говорю я. Нищая, без матери, униженная, но в порядке. В полном.
– Ваша мама переживала, что в этот день вам будет особенно тяжело.
– Правда? – Слегка усмехаюсь. – Она думала, меня расстроит, что я не упомянута в завещании?
Он накрывает ладонью мою руку.
– Это не совсем так.
– Единственная дочь, и не получает ничего. Ничего. Даже символического подарка. Черт возьми, я ведь ее единственная дочь.
Вырываю руку и кладу на колени. Опускаю голову, взгляд падает на кольцо с изумрудом, часы «Ролекс», браслет от Картье. Поднимаю глаза и замечаю на милом лице мистера Мидара нечто похожее на отвращение.
– Я знаю, о чем вы думаете. Считаете меня испорченной эгоисткой. Думаете, что все это из-за денег. – Горло сжимается. – Вчера все, что мне было нужно, – полежать на ее кровати. Все. Ничего больше. Я мечтала добраться до ее старой антикварной кровати, – украдкой потираю горло, – чтобы свернуться калачиком и ощутить ее присутствие…
К своему ужасу, понимаю, что начинаю плакать. Тихое поскуливание постепенно превращается в неистовые рыдания. Мидар бросается за салфетками. Он протягивает мне одну и гладит по спине, пока я стараюсь прийти в себя.
– Простите, – хриплю я. – Все так… тяжело.
– Понимаю вас. – Тень, промелькнувшая на лице, дает право сделать вывод, что он действительно понимает.
Промокаю глаза салфеткой. Глубокий вдох. Еще один.
– Ладно. – Всхлипываю, почуяв шаткое равновесие в душе. – Вы сказали, вам надо что-то обсудить.
Он достает из портфеля еще одну тонкую папку и кладет на стол передо мной.
– У Элизабет были на ваш счет несколько иные планы.
Он открывает папку и протягивает мне желтый листок из школьной тетради с глубокими заломами, и это подсказывает мне, что когда-то он был смят в тугой ком.
– Что