Голос Незримого. Том 2. Любовь Столица

      Золотое было время,

      Было царство, жило племя,

      И тем царством, не гневясь,

      Седокудрый правил князь.

      Правил мудро, не сурово,

      Хоть и дряхлый, хоть и вдовый,

      И была в него точь-в-точь

      Молодая княжья дочь.

      Волос долог, голос сладок,

      Брови – выгнутее радуг,

      А душой ко всем нежна

      Распрекрасная княжна.

      Куличи печет так вкусно,

      Вышивает так искусно:

      Города глядят со блюд,

      В пяльцах розаны цветут!

      А начнет в своей светлице

      Класть поклоны да молиться,

      Обратив на образа

      Лучезарные глаза —

      И не знать тогда народу

      Ни войны, ни недороду,

      И не сеять, не сажать —

      Только рожь златую жать.

      Все ее за то любили,

      На пирах здоровье пили

      И решили: по отце

      Ей сиять в его венце.

      Князь же, дочь свою лелея,

      Повелел всегда быть с нею

      Трем из девиц-златошвей,

      Трем из стариц-ворожей.

      Быть посменно, неотлучно,

      Делать всё, что им сподручно,

      Чтоб, помилуй Бог, княжна

      Не случилася скушна.

      День-деньской, сидя сутуло

      У серебряного стула,

      Песни девушки поют,

      Платья новые ей шьют.

      Долго за полночь старушки,

      Став у шелковой подушки,

      Старый сказывают сказ,

      Отгоняют вражий сглаз.

      А княжна едва их слышит,

      А княжна живет, чуть дышит —

      Так нежна, уж так нежна,

      Распрекрасная княжна!

      В голубом она саяне,

      Ножки в розовом сафьяне,

      Белый жемчуг – по глаза,

      На перстах же – бирюза.

      Заболтали здесь и там уж:

      – Ох, княжне пора бы замуж!

      А не то ее душа

      Хоть для рая хороша. —

      Князь прослышал, бровь насупил

      И, созвав, как сов из дупел,

      Пучеглазых умных свах,

      Речь повел о женихах.

      Но княжна, о том проведав,

      От чаев и от обедов

      Отказалась – прилегла

      И на три дня обмерла.

      А как стала просыпаться,

      Князь о том не заикаться

      Пред иконой дал обет

      И понес ей сам обед.

      Долго ль жили они миром

      Друг со дружкою и с миром,

      Только зимнею порой

      Алой позднею зарей

      Пожелалось раз девицам,

      Как лазоревым синицам,

      Навестить беленый сад —

      Серебреный виноград.

      Там княжна, как пух летая

      В опашне из горностая,

      Стала снежный шар катать,

      Пышный, нежный ей под стать.

      Тут подружки подсобили,

      Брали, ставили, лепили —

      И явился средь полян

      Чудный, белый истукан.

      Он в серебряном кафтане,

      С алым поясом на стане,

      В левом ухе – маргерит,

      В сапожках алмаз горит.

      На него дивились ели,

      Звезды синие глазели,

      Месяц выбрался за лес

      И на дерево залез.

      А девицы застыдились,

      Рукавами заслонились.

      Не пугалась лишь княжна:

      Перед идолом она

      Подняла вдруг покрывало

      И его поцеловала,

      Розовея, как фата,

      Прямо в бледные уста.

      Диво дивное тут сталось —

      Проступила в снеге алость,

      И из уст от девьих чар

      Полетел вдруг легкий пар!

      Вмиг Снегур весь встрепенулся,

      Потянулся, улыбнулся,

      Трижды сладостно зевнул

      И на Божий свет взглянул.

      Был тот взор звезды искристей,

      Меда ярого игристей,

      На княжну одну он пал —

      И навек причаровал.

      А когда подружки в куче

      Убегли тропой скрипучей,

      Прошептавши: –