Ангелофрения. Максим Хорсун
ее время Магдалина уже спала, прижимая к груди тряпичную куклу, но сегодня папа – доктор физико-математических наук Павел Эльвен – впервые пригласил дочь на ночную экскурсию.
Платье из английского сукна, кашемировая шаль, которая пришлась бы впору и взрослой даме, шерстяные чулки, – и все равно было холодно так, что приходилось дышать на ладони. На каждый выдох – по облачку пара. На каждый шаг маленьких ног, обутых в сапожки со шнуровкой, – тихий всхлип половиц, покрывающих поворотную платформу рефрактора.
За куполом, венчавшим павильон, шумели ели и перекликались совы. Небо нависало над Пулковской обсерваторией морозным ясным сводом. Бритвенно-острый серп луны цеплял нижним краем поросшие лесом высоты, тускло отблескивал Млечный Путь; небосклон то и дело пересекали световые дорожки метеоритов. Отменная ночь для наблюдений, – так сказал папа. И Магдалине было жутко интересно. В свои семь лет она смутно представляла, чем занимается ее обремененный ученой степенью, скупой на знаки внимания отец. Для нее наука о звездах и мировом эфире, заполняющем пространство, была сродни давно исчезнувшему волшебству.
– Никакой магии, голубка, – сказал отец. Его силуэт обрел объем, а на лицо пал синий луч из ближайшего светильника. Доктор Эльвен носил аккуратную, чуть тронутую жемчужной сединой бородку. Он был одет в костюм-тройку, широкие плечи прикрывала расшитая серебром пелерина. – Эпоха магии закончилась в тот миг, когда последний дракон погиб от руки лорда Беовульфа. С тех пор и поныне наука – основа развития цивилизации. И мы – ее служители – следим за тем, чтобы огонь познания не угасал в людях.
Магдалина приблизилась к отцу, протянула к нему руку. Широкая ладонь, обтянутая замшевой перчаткой, накрыла холодные пальцы девочки. У отца были темно-карие глаза, у девочки – серо-синие, цвета пасмурного неба. Отец улыбнулся, хотя взгляд его оставался сосредоточенным.
– Мои коллеги убеждены, что Небо дает нам дочерей лишь для того, чтобы те блистали в салонах и на балах, но я всем сердцем чувствую, что у тебя иное предназначение. В тот самый момент, когда я в первый раз увидел тебя, упеленатую, спящую; когда я посмотрел на твои нежно голубеющие веки, я понял, что у меня появилась не просто дочь, – доктор Эльвен на мгновение стушевался, затем договорил чуть дрогнувшим голосом: – Я понял, что на свет появился мой друг и единомышленник.
– Но я же верю в волшебство, папа, – призналась Магдалина. – И в фей, а еще – в эльфов и домовых.
– В твоем возрасте это нормально, дорогая, – сказал отец. Он положил руку на окуляр рефрактора. – Вот, я хочу, чтоб ты взглянула. Наш мир не ограничен линией горизонта и небесным сводом. Вселенная обширна, многообразна, и когда-нибудь мы постигнем законы, которые управляют ею. Посмотри, не бойся. Это – планета Валгалла. Она огромна, и на ней постоянно бушуют шторма чудовищной силы.
Магдалина с опаской приблизилась к стеклянному глазу рефрактора. Отец кивком ободрил ее. Девочка взобралась на стоящую рядом скамью, убрала локон, выбившийся из-под капора, заглянула в окуляр.
– Мы можем пока только наблюдать за удивительными вещами, которые происходят вне нашего мира, – звучал тихий голос отца. – Но настанет день, когда наука откроет нам двери во Вселенную. Могучие паролеты преодолеют притяжение и отправятся в Мировое пространство…
– В котором живут ангелы? – спросила Магдалина. Прищурив один глаз, она пытливо всматривалась в окуляр.
Доктор Эльвен осекся. Вздохнул и прогудел не без разочарования:
– Почему ты так решила, дорогая?
– Потому что я вижу ангела там, среди звезд, – ответила Магдалина, не отрываясь от окуляра.
Часть первая
Глава первая
Одной крови
Она продолжала видеть ангелов.
В беге полосатых облаков, подсвеченных чужим, горячим солнцем. В кривом зеркале Нила, на берегах которого раскинулся странный город, где отныне ее дом. В клубах пыли, принесенных ветрами из пустыни. В беспокойных кронах пальмовых рощ.
Профессор Эльвен два года покоится в фамильном склепе, что под часовней из красного кирпича в дальнем конце парка, разбитого позади старого петербургского особняка.
Профессор Эльвен открыл множество комет и две луны газовой планеты Хельхейм, одну из которых он хотел назвать в честь дочери, но Астрономический Совет не позволил нарушить традиции в именовании небесных тел. После себя он оставил понятную лишь узкому кругу специалистов монографию, в которой речь шла о динамике астероидов. А еще – небольшое состояние, кое-какое имущество и недвижимость.
В день его погребения была метель. Снег шел необыкновенно крупными разлапистыми хлопьями. Хлопья походили бы на перья… если бы не обжигали холодом, мгновенно тая на горячем от слез лице и на дрожащих руках. Магдалина то и дело ловила боковым зрением туманный силуэт, но стоило повернуться к нему лицом, как призрачная фигура растворялась в лиловом свете зимнего дня.
В Мемфисе снега не бывает. Мемфис жарок, точно дыхание Роланда, единожды коснувшееся ее