Бонд, мисс Бонд!. Елена Логунова
с приветствием («Добрый вечер» отпадало однозначно), Марина набрала номер домашнего телефона Марковцевых и печальным тоном произнесла:
– Здравствуйте! Это Марина Громова.
– О, привет, – ответил ей несколько нервный, но ничуть не скорбный женский голос. – Ты где пропадаешь? Когда увидимся?
– Когда скажете, – осторожно ответила Марина, имея в виду не назначенный еще день похорон.
– Давай на той неделе?
– Конечно, – согласилась Марина, недоумевая, отчего это дата печального «торжества» отодвинута на несколько дней.
– В ближайшее время я не смогу, меня тут заперли, – пояснила ее собеседница.
«Где это?!» – испуганно вопросил Маринин внутренний голос.
– Кто это?! – по-своему спросила сама Марина, уже узнавая голос и ужасаясь перспективе встречи с покойницей.
Даже если на той неделе – все равно рано! Марина рассчитывала еще немного пожить.
– Здрасьте! Неужто не узнала? Это же я, Ксюша!
Именно в этот момент сердце Марины едва не выпрыгнуло из груди – его смертельный кувырок остановил упругий силикон обширного бюста.
– Ты же умерла!
Бесспорно, это было бестактное заявление.
Хорошее воспитание девицы Громовой закатило глаза и сокрушенно покачало головой.
– Нет, слухи о моей смерти сильно преувеличены! – бодро хохотнула Ксюша, запертая, очевидно, не в гробу.
– Я рада, – пробормотала Марина и положила трубку.
А потом полезла в бар за коньяком.
Воспитание воспитанием, а потрясение – потрясением!
Когда приятельница то умирает, то оживает, да еще назначает тебе скорую встречу – непонятно, на каком именно свете, – не напиться, право же, грешно.
Среда
«Ко всему можно привыкнуть, даже к смерти, которая ходит за тобой по пятам», – философски думала Оля по дороге на работу.
Кроме невидимой смерти, по пятам за ней тянулись отчетливо видимые разнополые граждане в количестве, заведомо превышающем грузоподъемность троллейбуса. И хвост этот все удлинялся.
Сознавая растущую конкуренцию, Оля не мешкала и на ходу незаметно, без явного вызова, разминала плечи.
Для посадки в переполненный троллейбус в утренний час пик требовалось объединить в едином порыве собственные физические силы и родовую память, которая с революционных времен сохранила опыт штурма поездов крестьянами-мешочниками.
О смерти, которой ей (или не ей) грозила (или все-таки не грозила) «красная метка» Жанны Марковны, Оля уже почти не думала.
Правда, утром за завтраком она из опасения отравиться отказалась от вчерашнего бутерброда с рыбой, но «красная метка» тут была ни при чем. Солидарная с классиком, Ольга Павловна считала, что рыба должна быть только первой свежести, демократично применяя этот принцип не только к благородной осетрине, которой она отродясь не едала, но и ко всем плебейским жаберным.
И в мучительно поскрипывающий лифт она не вошла не потому,