Город на холме. Эден Лернер
зашикали, нехорошо молиться вслух и отвлекать других. Пока до меня доходил смысл слов “Шэрон дочь Юстины”, я развернулась в поисках говорившей. Ну да, соотечественница. Американскую стать и самоуверенность ни с чем не спутаешь. Длинная развевающаяся юбка, умопомрачительная шляпка с вуалью, новомодный слинг из оранжевой ткани – в поддержку Гуш Катифа[61]. Слинг крепился не спереди, как обычно, а сбоку, и оттуда свисали две пухлые младенческие ножки, каждая со своей стороны. Я шагнула к ней и спросила по-английски:
− Вы дочь Шэрон Коэн из Бруклина?
− Да.
− Ну, тогда, привет, сестренка. Мой отец Дэвид Коэн, сын Юстины.
Пауза. Удивленно раскрытые калифорнийские голубые глаза.
− Вьетнам?
− Вьетнам.
Мы сидели в кафе и рассказывали друг другу свою жизнь. Слингожитель по имени Давид был в хорошем настроении и дал нам пообщаться. Мою кузину звали, вы будете очень смеяться, Хиллари. Из ее рассказа я поняла, что тетка Шэрон жила богемной хипповой жизнью, перепробовала все калифорнийские секты, какое-то время находилась в индийском ашраме, а Хиллари оставляла на кого придется. Про своего отца моя кузина и словом не обмолвилась, и я решила не трогать эту больную тему. Через полчаса Хиллари заторопилась, ее где-то в центре Иерусалима должен был подобрать на машине муж.
− Вот сейчас три траурные недели[62] кончатся, и приезжай к нам на шабат.
−А к вам это куда?
− В Хеврон, – ответила Хиллари и засветилась от счастья.
Меня нелегко удивить, а тем более напугать, но на это я даже не знала, что ответить. На всех полицейских инструктажах нам говорили, что хевронские поселенцы самые злющие, что они рассматривают полицию и армию, как свою прислугу, что любого человека с нееврейским лицом они подозревают в сочувствии арабам и линчуют на месте. Уж во всяком случае смешливая калифорнийка Хиллари, через полчаса знакомства открывшая мне свое сердце и свой дом, не вписывалась в стереотип фанатички, готовой растерзать любого нееврея. Никакого пиетета в отношении Хеврона я не испытывала, хватит с меня тех могил, что на Арлингтоне и Mount Zion Cemetery, хватит массового захоронения в конце Либерти-стрит. А Хиллари, похоже, действительно уверена, что лучше Хеврона нет места на Земле.
− Обязательно приеду.
Почему это случилось только теперь? Теперь, когда мне уже недолго осталось?
Прошло девятое ава, я как раз собиралась уйти с работы пораньше, чтобы вовремя добраться до Хеврона, и тут позвонил Хаим.
− Розмари, пожалуйста серьезно отнесись к моим вопросам. С тех пор как ты приехала в страну, ты выезжала заграницу?
− Не понимаю, причем тут…
− Ответь.
− Нет, не выезжала.
− А Малка?
− Что Малка?
− Когда она последний раз выезжала заграницу?
Я посмотрела в компьютер.
− В 2000-м, в Штаты.
− Все сходится, –
Оранжевый цвет стал символом протеста против решения правительства Израиля о выселении евреев из Гуш Катифа (Сектор Газы).
9 ава – день памяти о разрушении Первого и Второго Иерусалимских храмов. В этот день произошло так же множество трагических событий в еврейской истории. Считается наиболее неблагоприятным днем годового еврейского цикла. Три недели до этого (с 17 тамуза) называются “траурными неделями”, когда соблюдается ряд ограничений, характерных для периода траура. В том числе не принято принимать гостей и отправляться в увеселительные поездки.