Откровения Екатерины Медичи. К. У. Гортнер
требуют права быть выслушанными перед королевским советом, так как власти в последнее время нередко арестовывали их за ввоз в страну запрещенных книг.
– Гугеноты? – эхом повторила я.
До сих пор мне доводилось лишь мельком слышать при дворе это слово.
– Да. Протестанты, последователи Жана Кальвина. До недавнего времени его величество предпочитал не замечать их существования. Опасаюсь, однако, что стремительно приближается время, когда он уже будет вынужден брать их в расчет.
– Вы говорите о еретиках. – Я остановилась, крепче сжав в руках книгу.
Меня охватила тревога. Я не ожидала, что наш разговор примет такое направление. До сих пор самым скандальным явлением, с которым я сталкивалась, была привязанность моего мужа к любовнице; и внезапно я осознала, что пребывала в блаженном неведении, какие темные воды бурлят под самыми моими ногами.
– Не все во Франции считают их таковыми, – заметил Колиньи. И, сделав паузу, прибавил с невеселым смешком: – Если бы сейчас меня слышал мой дядя, он бы содрал с меня кожу заживо.
– Неужели вы…
Я не представляла, что сделаю, если Колиньи признается, что он – гугенот. Никогда прежде мне не приходилось видеть живого еретика. Мне доводилось слышать, что это, дескать, бесноватые фанатики, которые плюют на наши статуи святых, оскверняют церкви и причиняют нескончаемые неприятности Риму. Я всю жизнь была католичкой, но все же не могла с уверенностью сказать, что мне следует ненавидеть этих так называемых еретиков с такой истовостью, как велит Церковь. Уж кому, как не мне, знать, что наша Церковь тоже не без греха!
– Нет, вовсе нет! – проговорил Колиньи с искренним пылом, который отличал его от придворных кавалеров даже сильнее, нежели безыскусный наряд. – Однако же все мы созданы по образу и подобию Божию, и всякому должно быть дозволено на свой лад искать пути к Нему.
– Церковь говорит, что есть только один путь к Господу, – возразила я. – Неужели вы станете прекословить самому Риму?
– Рим не понимает нынешнего мира и цепляется за отмирающие традиции. – Колиньи напряженно взглянул на меня. – Вы считаете, у этих людей нет души? Считаете, мы вправе подвергать их гонениям только потому, что они иначе молятся Господу?
Слова его что-то пробудили во мне. Правду говоря, я обо всем этом никогда прежде не задумывалась.
– Церковь утверждает, что животные не обладают душой, – осторожно проговорила я. – И то же самое говорится о еретиках.
– Стало быть, вам не довелось видеть, как человек горит на костре. Видели бы, уж, верно, не усомнились бы, что у него есть душа! – Колиньи осекся и помолчал. – Надеюсь, я не оскорбил вас. Я сердцем почувствовал, что должен быть с вами искренен.
– Нет, напротив, я вам благодарна. Это был в высшей степени поучительный разговор.
– И, смею надеяться, не последний. – Он улыбнулся. – Впрочем, я бы предложил сохранить его в тайне. Большинство тех, кто состоит при дворе, не отнеслось бы с пониманием к теме нашей беседы.
– О да, разумеется! –