Я росла во Флоренции. Элена Станканелли
вот почему они хотят всегда “быть тут”, и плачут, и не желают засыпать. Например, когда родители уходят из дома без них, или не позволяют им участвовать в разговоре, или попросту выходят из комнаты, закрыв за собой дверь.
Так, по крайней мере, было в шестидесятые годы, когда я была ребенком. Теперь, когда малышей сажают за стол вместе со старшими и берут с собой почти повсюду, у детей более утонченные неврозы. У всех нас по сравнению с шестидесятыми годами более утонченные неврозы. Есть один сайт – наверняка их немало, но у этого прямо такой адрес: www.psicosi.it, – где можно найти их полный перечень.
Письма киберпациентов на www.psicosi.it подтверждают то, о чем каждый из нас уже знает по собственному опыту: в нашу эпоху серийных разводов люди если и страдают, то в основном из-за любви. “Что это за головокружительный, мучительный, порочный способ вступать в противоборство с жизнью, заводя семьи и каждый раз разрушая их?” – вопрошает аргентинский драматург Родриго Гарсиа в тексте с многозначительным названием “В животных хорошо то, что они любят тебя, ничего не требуя взамен”.
Неврозы в наше время, к несчастью, питаются анархией в сфере чувств. Возможно, когда мы сочли развод позволительным, нам следовало бы задуматься, что делать с полученной свободой. Только лишь поспешно избавляться от нее, как от мяча, играя в “картошку”, чтобы тут же связать себя новыми узами, – возможно, не лучшее решение. В плане душевного здоровья, я имею в виду. В вопросах морали я не разбираюсь и влезать в них не буду.
Но это сейчас. А тогда, во времена, когда Джино Брамьери[4] рекламировал дуршлаги из цветного полипропилена и я жила на улице Арнольфо, в доме, под окнами которого будет бушевать Арно, унося с собой припаркованные машины и все, что мы держали в погребе, мы, дети, были в большей степени детьми, чем сейчас. Мы были в каком-то смысле первыми настоящими детьми, опытными образцами детей. Нарождающееся потребительское общество охотилось за теми, кто мог составить “целевую аудиторию”. Среди прочих были и мы, покупатели, пока еще шатко стоявшие на тоненьких ножках, – новый гигантский ресурс рынка. Маленькие акулята с хищной пастью, готовые заглотнуть товары. Требовалось лишь найти канал воздействия на нас, чтобы мы своими “Хочу!” начали влиять на родителей даже в выборе продуктов питания и автомобилей.
В шестидесятые годы, когда в голове разработчиков “Нинтендо” еще только формировался зачаточный образ ребенка, у которого родители работают, а большие пальцы на руках прекрасно развиты, мы с братом в блаженном неведении играли в своей комнате в “Суббутео”[5] или в Барби.
Для нас, детей в фазе эксперимента, не существовало еще соблазнительной индустрии одежды и сладостей. Мы одевались как гномики. Никаких кроссовок, кроме как на занятиях физкультурой, на улицу выходили в таком же, как у дедушки, пальто, только в миниатюре. Были драже смартис и жевательная резинка – длинные и тонкие
Разновидность настольного футбола.