Под колесами – звезды. Алексей Евтушенко
ушли на приобретение мотоцикла, то в Россию он въехал с очень ограниченной суммой денег…
– Он что, на «Ямахе» всю Россию пресечь собрался? – приподнял густые брови Четвертаков.
– Нет, хотел, говорит, до Волгограда доехать. Он, конечно, псих, но не настолько, чтобы рассчитывать добраться по нашим дорогам на этой японской штуке до, скажем, Новосибирска, не говоря уже о Владивостоке.
– Так, так, – покивал головой Володя, – Забавно. И что дальше?
– А что дальше… Известно, что. Всех сумасшедших какой-то незримой силой непременно тянет в Танаис. Вот и этого притянуло. А «Ямаха» возьми и сломайся. Что-то с цилиндрами, по-моему. А денег на запчасти у него нет и русского он практически не знает. – Черемша помолчал, прихлёбывая чаёк и хитровато поглядывая на Четвертакова. – Ты же у нас известный механик. Помоги, а? ради дружбы народов. А то он тут до осени застрянет, сам же знаешь, как в Танаисе это бывает. А у меня экспедиция скоро.
– Вот блин с горохом! – восхитился Володька. – Удивляюсь я с этой молодёжи! Без денег и языка на «Ямахе» через всю Россию… Авантюристы, блин! Впрочем, я и сам такой был. Да и сейчас, пожалуй… Ладно, показывай, где этот французский орёл с японским аппаратом.
– Пошли! – обрадовался Виктор Фёдорович. – Пошли. Я вас познакомлю! Только вот ума не приложу, как тебе с ним разговаривать. Он не только русского, он и английского-то толком не знает. Прямо тундра какая-то. Даром, что француз!
– Я немного знаю французский, – сказала Зоя.
– Замечательно! – энтузиазм директора музея-заповедника был воистину неисчерпаем. – Пошли!
И они пошли.
Сумасшедшего француза разместили в Башне поэтов – уменьшенной копии танаисской сторожевой башни, которую лет пятнадцать назад построили всем миром, и в которой часто и подолгу жили некоторые ростовские и прочие поэты, из-за чего Башня и получила такое название.
Симон оказался молодым чернявым пареньком, чем-то смахивающим на лицо кавказской национальности.
– На грузина похож, – заметил Четвертаков, здороваясь с французом, – У нас в институтской команде был, помнится, такой Нукри Герсамия – просто копия Симон!
– Гасконец, наверное, – предположил Егор. – Гасконцы – это те же баски, а баски, вроде, давным-давно когда-то из древней Грузии вышли, – и, обращаясь к Симону, прямо спросил. – Гасконь?
Зоя, как смогла, перевела, и Симон затараторил в ответ, вставляя невпопад немногие известные ему русские слова. И тут
Егор вдруг осознал, что кое-что понимает!
Да, говорил Симон, его предки были гасконцы. Россия прекрасная и огромная страна. Добрые отзывчивые люди. Кормили. Помогали. Поили. Много поили. Расскажу во Франции всем друзьям и знакомым. Не могу дальше ехать. Мотоцикл. Мало денег.
– Не дрейфь, – махнул рукой Володька, – починим мы твой мотоцикл… – и замер с открытым ртом.
– Что, – спросил Егор тихонько, – ты тоже понял, что он сказал?
– Не всё, – хрипло и тоже тихо ответил Четвертаков, –