Маг для бастарда. Вера Чиркова
пронырливую королеву, наглого посланника, пройдошливого чиновника и подлых возчиков, один из которых, как я только теперь понял, телепортист?
Тот, что поехал назад в возке, а не в кабинке кучера. Но сильнее всего я зол на самого себя, прежде всего за то, что, как дитя, до сих пор жду от судьбы приятных сюрпризов. Впрочем, тут я не одинок. Кто же мечтает об огорчениях?
– Господин Иридос, – в гостиную опасливо заглянул Ганик, повертел головой, убедился, что гостя уже нет, и тогда только ввалился целиком, – там, в шкафу, есть одежда. Ее можно брать?
– Сначала я на нее посмотрю, потом решу! – свирепо рыкнул я. У меня тут такие неприятности, а он на брошенные кем-то тряпки польстился!
– А я уже принес, – паршивец достал из-за спины тугой сверток, видимо, права поговорка, что свои заботы всегда больше чужого горя.
– Показывай, – мрачно разрешил я, но едва разглядел штаны, в которых трудно было бы отыскать даже меня, ядовито усмехнулся: – Примерь!
Людям нужно наглядно показывать всю глубину их заблуждений, но и тогда истина дойдет далеко не до каждого. Проверено мною лично и неоднократно.
Тощий Ганик болтался в штанах, как одинокая картофелина в супе бедняка, но вовсе не думал сдаваться. Сноровисто подвязал поясом сверху, подвернул снизу, и с надеждой уставился на меня.
– Посмотри в зеркало, – едко посоветовал я ему, и он гордо шагнул в ту сторону, но тут же запутался в штанинах, оступился и едва не упал. – И зачем мне нужен слуга, который не может ходить?
– А я их отнесу матушке, она ушьет, – обрадовал меня остроумным ответом Ганик.
– Видишь ли, – холодом, прозвеневшим в моем голосе, можно было замораживать мороженое, – я не могу полмесяца обходиться без слуги. Мне проще сразу тебя уволить.
– Да я за ночь сбегаю, матушка быстро шьет.
– Ганик, – с сожалением глядя на него, осведомился я, – ты что, думаешь, мы недалеко от столицы? Да тут на повозке ехать не меньше четырех дней, а пешком ты будешь идти неделю самое малое. Нас провезли через портал, хотя ты, конечно, этого заметить не мог.
– Тут ехать два дня, – попытался вывести меня на чистую воду появившийся из входной двери подросток лет пятнадцати, бледненький и худой. Его единственным украшением были крупные завитки коротко стриженных каштановых волос, все остальное было невзрачным и унылым, как у выросшего среди сорняков растения.
И я никогда бы не опустился до разговора с этим малолетним невежей, но в нем была искра. Не так, чтобы яркая, нет, такая же бледненькая, как и все остальное. Но настолько это редкое явление среди чистопородных людей, что относиться к таким одаренным, как к обычным людям, просто неразумно. И только поэтому я счел возможным ответить наглецу.
– Для кого два дня? Для королевского возка, запряженного элитными лошадьми? А где у него такой экипаж? Правильно, нет. У него и самой чахлой крестьянской лошаденки нет. Только собственные ноги, обутые в подбитые рыбьим мехом башмаки. Шубы у него, кстати, тоже нет, как и всего