SACRÉ BLEU. Комедия д’искусства. Кристофер Мур
такое гипс. На миг он забыл дышать – до того тщательно старался думать. Он знал: если что-то копают, оно лежит в земле. Мальчик попытался вспомнить, что же делается из того, что лежит в земле.
– Луковый суп? – спросил он.
Профессёр глянул на Люсьена поверх очков.
– Штукатурку, – ответил он. – Из гипса делают штукатурку. Лучшую на свете. Вероятно, ты слыхал о парижском алебастре?
Люсьен не слыхал.
– Слыхал, – ответил он.
– Так вот, на самом деле, этот гипс – монмартрский. Вся гора некогда была так изрыта каменоломнями, что на ней было опасно строить дома. Чтобы придать ей прочности, в шахты пришлось заливать цемент. Но какие-то еще остались. Обнаруживаются после сильного дождя – или если кто-то слишком глубокий погреб роет. Один вход есть и в Дебрях. – Профессёр воздел бровь, словно бы ожидая ответа, хотя вопроса он не задавал.
– В Дебрях? – уточнил на всякий случай Люсьен.
– Да, невдалеке от моего дома. Спрятан. Оттуда родом лучшие крысы.
– Крысы? – переспросил Люсьен.
Еще час они собирали улиток с надгробий, и Профессёр научил мальчика ходить по их жемчужным липким следам под кустами и на листьях и отыскивать тех, что уже спрятались на день.
– На вкус они будут лучше, если на неделю оставить их в тазике с кукурузной кашей – пусть поживут на ней с недельку, чтоб из них вся земля вышла. Но увы, кукурузы нынче не достать. Тебе же все равно лишь улитка Фуко будет полезна.
Профессёр настоял, чтобы Люсьен оставил себе ту улитку, которую они сняли с могилы Фуко: положил в карман и дал слово, что съест ее сам, чтобы впитать немного души великого ученого, переваренной слизнем.
– А вот, – промолвил Профессёр, – если б нам добыть улиток с кладбища Пер-Лашез… Там-то великие мыслители похоронены. Тут же улитки кормятся в основном всякими прохвостами.
Люсьен был доволен, что ведерко наполнилось почти до краев, но, тащась за стариком к его лачуге в Дебрях, начал подозревать, что его благодетель может запросто оказаться безумцем.
Профессёр впустил мальчика в свой двухкомнатный домик. Почти весь утоптанный земляной пол в передней комнате занимало что-то похожее на маленький скаковой круг. У одной стены стояли две клетки, обе – где-то по колено. В одной копошились мыши, в другой – крысы. Где-то по дюжине каждого вида.
– Лошади и колесничие, – пояснил Профессёр.
– Крысы. – Люсьена передернуло. Тут в клетке они казались гораздо меньше, не такими опасными. Они вряд ли бы его изнасиловали и убили – в отличие от тех, которых он встречал в диких углах Монмартра.
– Я их дрессирую к выступлениям, – сказал Профессёр. Он сунул руку в клетку побольше и вытащил одну крысу – ту, похоже, ничуть не обеспокоило, что ее взяли в руку: она просто к этой руке принюхалась, словно рассчитывала на еду. – Хочу, чтобы они изобразили гонки на колесницах из романа «Бен-Гур», – продолжал он. – Крысы у меня будут лошадьми, а мыши – колесничими.
Люсьен