Я. Ты. Мы. Они. Алиса Евстигнеева
с Пяточком? Большой-большой секрет, и не расскажем мы о нём, о нет, о нет… и да! Если вдруг кто не догадался, шли мы в аптеку. Негласно выбрали ту, что была за пределами нашего района. Сашкина горячая рука греет мои холодные пальцы. Надеть варежки, почему-то никто не догадался. Есть в этом что-то важное. Нет, не романтическое, скорее уж поддерживающее.
Вспомнился наш разговор почти двухмесячной давности. Когда мы сидели на холодных ступеньках и пытались принять случившееся между нами. В квартиру я его тогда так пустить и не смогла, в прочем он и не просил.
– Сань, почему ты меня не остановила?
– Знаешь, между прочим, звучит как обвинение!
– Да я просто понять хочу…
– Оправдаться ты хочешь.
И откуда во мне только смелость берётся говорить?
– Хочу, – просто признаётся он. – Иначе не справлюсь с собой и сойду с ума… ну или сопьюсь. Как представлю, что я с тобой сделал…
– А что ты сделал?
Молчит, мнётся, даже краснеет. А мне действительно становится легче, когда понимаю, что постыдного и унизительного в нашей ситуации для него не меньше, чем для меня. Потом сама же стыжусь своих мстительных мыслей…
– Ладно, давай по-другому. Почему всё вышло так, как вышло? Ты про себя, а я про себя.
Сашка ещё больше краснеет, что на его бледном лице смотрится достаточно необычно. Думаю, что он отвяжется от меня какой-то фигнёй, типа извини, был пьян, не знал, что делал. Но Сашка, как и в вечер четверга, вдруг становится откровенным.
– Я задыхался… Или тонул? В общем, я вяз по уши в своём несчастье, и не мог оттуда выбраться. Так боялся этого дня, но при этом ждал его с каким-то ненормальным предчувствием. Это, наверное, прозвучит как бред, но я будто ждал, что сейчас возьмёт и придёт Стас. Как он может не прийти, это же его день. А потом я напился, но легче не стало. А там… на диване… Ты была такая тёплая, такая настоящая, такая живая… ты была! И у меня словно мозги отшибло. Но, Сань, клянусь, если бы я хоть на мгновение почувствовал твоё сопротивление…
Я вижу, насколько трудно ему даются эти слова. Он не привык оправдываться и не умел пускать людей в душу. Он умел быть только душой компании, у которого всегда всё хорошо, и который ведёт весь мир за собой. Может быть, он и страдал так из-за брата, потому что не мог ни с кем об этом поговорить?
– Да я и не сопротивлялась…
– Но почему?!
Почему… Отвечать совсем не хочется. Но Сашка был со мной искренним, он тоже заслуживает правды. Не только он виноват в том вечере.
– Потому что ты нуждался во мне… И… И я просто не могла сказать нет. Видимо, мне слишком надоело быть ненужной…
Несуразный разговор и такие несуразные мы, каждый со своей трагедией и своей правдой. Но нас обоих отпускает. Нет, ничего уже не исправишь, не будет больше наших уютных разговоров, и здороваться мы от этого тоже не станем. А вот ненавидеть перестанем, и не друг друга, а каждый самого себя. Потому что эти дни каждый тяготился тем, кем он стал, а не тем, что сделал или не сделал другой.
Глава 18.
Сашка один заходит