Красная строка. Нина Кромина
в привычную форменную одежду, взял ружьишко и отправился на обход своих владений.
Деда Матвея в Калиновке знали все. Здесь он родился, вырос, женился и состарился. Его супруга – Анна Тимофеевна – слыла женщиной тихой и скромной. Прожили они вместе в любви и согласии лет пятьдесят, но детей так и не нажили. Сельчане уважали старика, хотя частенько добродушно посмеивались над его формой, принадлежавшей разным видам войск и эпохам. Женщины его побаивались, мужики – уважали. Умел дед дать дельный совет и словом присмирить любого, даже самого отъявленного сельского бунтаря.
Раньше Матвей Егорович работал счетоводом в колхозе, но в пресловутые девяностые – хозяйство распалось, и он остался не у дел. Да и власти в селе тоже не стало. Достал он тогда с чердака старое отцовское ружьишко и стал охранять колхозную технику от непрошеных гостей. Вскоре такие объявились. Хотели приватизировать всё, что осталось от советской власти, тем самым полностью разграбить колхозное имущество и разорить Калиновку. Но на их пути смело встал счетовод, так и убрались они восвояси ни с чем. С тех пор не выпускает дед Матвей ружьё из рук. Следить за порядком в селе стало для него уже привычным занятием. А как старуху схоронил, так желания сидеть дома совсем пропало. В одном месте языком зацепится, поговорит с мужиками о житье-бытье, в другом остановится – и день прошёл. Вот и сегодня, совершив привычный ритуал, решил ещё в продмаг заглянуть, чтобы бабьи сплетни послушать.
Вечерело. Потихоньку спадала жара. Весело зачирикали воробьи. Вдруг он заметил в кустах соседского одиннадцатилетнего мальчугана, целившегося из рогатки в юркого воробья, сидевшего на нижней ветке старого осокоря.
– Лёшка, сорванец, ну-ка, поди сюда!
Лёшка, поправив грязной пятернёй непослушный чуб и подтянув сползающие штаны, доставшиеся ему по наследству от старшего брата, подошёл нехотя, понимая, что эта встреча не сулит ему ничего хорошего.
– Ты чего ж озорничаешь? Воробей – это живая душа. Давай рогатку, я в тебя пульну, – дед строго посмотрел на мальца. – От рук совсем отбился, мать не слушаешься! Утром она опять тебя костерила.
Мальчишка, шмыгнув носом, спрятал рогатку за спину.
– На кой ляд ты в соседский сад залез?
– За грушами, – на всякий случай плаксиво ответил он. – Я только две и сорвал.
– У вас же свои груши есть?! Чужие тебе зачем?
– У тетки Ганьки они вкуснее.
– Горе ты луковое! Вкус-не-е, – передразнил пацана. – Смотри у меня! Вот ружьишко солью заряжу и пальну, – сняв с плеча берданку, застращал дед. – Чтобы в следующий раз неповадно было по чужим садам лазить! Понял?!
– Угу, – торопливо ответил мальчуган, оглядываясь по сторонам и отыскивая короткий путь к спасению.
– Мать слушайся! Она из последних сил бьётся, чтобы вас поднять, а ты ей одни неприятности приносишь. Отец утоп, теперь вы с братом вместо него! Иди уж, – примирительно произнёс дед Матвей и, водрузив ружьё на плечо, зашёл в магазин.
– Матвей