Спаситель и сын. Сезон 5. Мари-Од Мюрай
года – рекорд, согласись. В юности время влюбленности нужно умножать на семь, как собачью жизнь в переводе на человечью.
Манера Спасителя утешать показалась Самюэлю грубоватой.
– Я ее не разлюбил.
– Прости, – извинился Спаситель. – Я не должен был так шутить. Нелегко найти сразу верный тон. Кажется, в последний раз мы с тобой сидели в кафе «Тупик».
– Может, угостишь меня сегодня сэндвичем?
Спаситель промолчал. Теперь настала очередь Самюэля определяться с верным тоном.
– Думаю, у меня как раз то самое, – снова заговорил Самюэль. – Любовь, я имею в виду. Ты мне как-то сказал, что я романтик. Может, в этом все дело? Или я просто кретин. Позволил себя бросить, не понял…
Самюэль сидел сгорбившись, низко опустив голову, точь-в-точь как в те времена, когда его тиранила мать.
– Еще в июне мы огорчались, что придется на время расстаться. Отец отправил Марго в лагерь для богатеньких, мы обменивались эсэмэсками. Посылали друг другу фотки. Потом она поехала в Бретань с матерью и сестрой. Там, где они жили, не было интернета. От нее пришло письмо. Одно-единственное. Очень странное. С философскими цитатами и рисунками на полях.
– Так, так, так, – кивнул Спаситель. Он хорошо себе представлял интеллектуальный багаж Марго.
– А потом прислала открытку, написала, что предпочитает «на этом остановиться». Я хотел с ней увидеться в сентябре, когда все вернулись с каникул, хотел, чтобы мы хоть как-то объяснились. Говорил с ней по телефону. Она, видите ли, поняла, что не доросла еще до серьезных отношений, не хочет никаких обязательств. Сказала, что я ни в чем не виноват, во всем виновата она. В общем, обычная чушь. Наверное, встретила в этом своем лагере парня. Такого же, как она, с полным карманом денег. А я как был, так и остался сыном официантки.
– И пианиста с мировым именем, – прибавил Спаситель.
– У меня другая фамилия.
У Самюэля было два больных места: отношения с девушками и Андре Вьенер, его отец.
– Я видел, что у твоего отца было пять концертов в зале Ваграм. Хотел пойти, но билетов уже не было.
– Папа всегда даст тебе билет, я ему скажу.
Раз прозвучало «папа», значит, с этой стороны все в порядке. Вьенер теперь принимал участие в жизни сына, переводил ему на банковский счет какую-то сумму.
– Я поступил на подготовительные курсы по специальности «математика». Почему – сам не знаю. Наверное, потому что легко дается. И еще я получил место в интернате. Хлопотами мадам Сандоз, – прибавил Самюэль. – Ты понял, о чем я.
Мадам Сандоз работала в лицее Ги Моке[4] медсестрой.
– Я ей рассказал, в каких мы отношениях с мамой, постоянно на ножах. И она помогла, похлопотала за меня, теперь я живу в интернате, в комнате с одним парнем.
Самюэль довольно долго распространялся о своем новом приятеле Тибо. Он постарше, уже на втором подготовительном, но у них много общего. Тибо советует ему почитать кое-какие книги.
– У него большой опыт, – многозначительным тоном прибавил
Ги Моке – юный участник Сопротивления, расстрелянный нацистами в 1941 году. Ныне он герой Франции. Его прощальное письмо изучают в школах по решению французского президента Николя Саркози.