Ненавижу и… хочу. Анна Веммер
вазу. Она из небьющегося стекла, поэтому, как обычно, разлетается на миллиард осколков. Они повсюду, куда доходит свет. Маленькие, острые, поблескивающие.
– Убери. Раз уборщица, – хрипло говорю я.
Лиза, как завороженная, смотрит на россыпь осколков. Когда поднимает глаза, я ожидаю увидеть в них что угодно: ненависть, обиду или презрение, но вижу удивление. Оно выводит из себя сильнее, чем насмешка. Лиза не имеет права удивляться тому, чем я стал. Она сделала все, чтобы это случилось.
– Зачем? Леш, зачем ты так?
– Ты же сказала, что уборщица. Вот и займись прямыми обязанностями. Конференц-зал и кабинет твои, ясно? Вылижи все до блеска. Может, получишь чаевые.
Выходя, я наступаю на стекло, и оно противно хрустит под ногами. Хочется что-нибудь расколотить, дать выход ярости, но поблизости слишком много людей. Ремонтники, админы, клининговые девочки.
Как у нее это получается?! Почему, вернувшись в город, Лиза меня словно преследует? Утверждает, будто это лишь роковые случайности, только вот не врет ли, как обычно? Она лгала столько, что я даже в простом «нет» слышу издевку.
– Жанна? – Она отвечает на звонок почти сразу. – Приезжай. Забери Артема. Прислать водителя?
– Нет, я в десяти минутах от вас.
– А чего это так близко?
Слышу в ее голосе улыбку, но сейчас не способен на флирт по телефону. Вообще не могу о ней думать, внутри снова тлеют противные обжигающие угольки.
– Решила, что могу понадобиться и выбрала торговый поближе. Здесь есть твой любимый магазин белья. Я успела сделать пару фото, если хочешь…
– Позже, – обрываю я. – Забери Темку. Он с сотрудницей, ест мороженое. Я предупрежу, что ты его заберешь, покажешь ей паспорт.
– Все в порядке? Артем что-то натворил?
– Нет… – на секунду я заминаюсь и не знаю, что сказать. – Здесь грязнее, чем я думал, а мне нужно плотно поработать. Он уже насмотрелся и нагулялся. Отвези его к стоматологу, а потом поразвлекай до моего приезда.
– Уже еду. Не волнуйся.
Я был на волоске, и больше не дам судьбе шанса столкнуть Тему и Лизу. Сейчас Жанна увезет сына, а я вышвырну отсюда эту суку, и сделаю все, чтобы в радиусе пары десятков километров ее вокруг моего дома и офиса не было.
Из конференц-зала не доносится ни звука. Медленно, будто нарочно продляя болезненные мгновения, расковыривая рану мыслями о бывшей, я прохожусь по кабинету. Говорят, однажды на ненависть и другие чувства не останется сил. Накатит апатия, наступит абсолютное безразличие. И через много-много лет, возможно, я смогу сказать Лизе, что простил ее. Что больше не думаю о том, как она бросила нас. Как я лежал в реанимации, думая о ней, о сыне, о том, что надо выкарабкаться, а она в этот момент счастливо и беззаботно собирала вещи, чтобы нежиться под мальдивским солнышком. Как привезла домой к друзьям Артема, пообещав, что заберет его вечером и больше не возвращалась.
Я ненавижу ее больше всего на свете, и от этого еще противнее, потому что так же ясно осознаю, что и хочу ее. Что картины прошедшей ночи встают перед глазами так же ярко, как кадры из некогда счастливой жизни. А это ее дурацкое