Дочь пекаря. Сара Маккой
подергал ручку. Заперто. У переднего колеса сидит кукла в разноцветном ребозо[24]. В пыли следы маленьких ног. Линда Колхаун говорила о матери и детях. Он снова постучал:
– Сеньора?
Одеяло на окне чуть шевельнулось.
– Я не причиню зла. Я хочу помочь. Откройте, – твердо сказал он и затем повторил по-испански.
Дверь щелкнула и медленно открылась. На него тревожно воззрилась заплаканная загорелая мексиканка.
– Por favor, – взмолилась она. – Mis niños[25].
Две маленькие головки выглянули с заднего сиденья.
– У вас есть бумаги? Гражданство или виза?
– Нет, виза нет.
– Вы не можете здесь оставаться без гражданства и без визы. Откуда вы?
– Para mis niños[26], – повторила она.
– Вы – нелегальный мигрант. Я знаю, что вы это понимаете. Вы одна или с кем-то? Вы с группой приехали? Вас кто-то привез?
Мексиканка закрыла лицо и расплакалась.
Он вздохнул. Женщина, скорее всего, отдала «койоту» все до последнего песо. Тот перевез их через границу и бросил или посадил в машину и велел подождать. В любом случае, последние две недели они явно жили в аду: пустыня, грязь и жара, голод и страх. А теперь разбиваются все мечты о нормальной жизни для нее и ее детей. Она предпочла бы остаться в машине и умереть на американской земле, лишь бы обратно не отправили. Он это видел уже сто раз: отчаяние оправдывает самые невероятные вещи.
– Сеньора, – попытался успокоить Рики, – здесь, – он показал на машину, – не место для детей. Это неподходящий путь. – Он распахнул дверь. – Выходите.
Женщина взяла его за руку:
– Не надо депортация. Por favor, señor.
Он сглотнул. И вот так каждый раз – с комом в горле.
– Простите, но есть закон. Вы его нарушаете.
Рики родился в Эль-Пасо – уже американцем. Его мать и отец родились в миле отсюда, в мексиканском Хуаресе, два года дожидались визы, семь лет – гражданства. Система работала плохо, и американцами становились только богачи или очень терпеливые люди. Его родители – из терпеливых. Рики понимал отчаяние этой женщины, но он также понимал долг и справедливость. Его семья соблюдала законы своей новой родины, какими бы они ни были, и Рики считал, что другие тоже должны их соблюдать. Если уж ценишь то, что дала жизнь, правила этой жизни будь добр уважай. Нет правил – получается, можно воровать у соседа и подтираться Библией. И все же сострадание пересиливало: выдворяя как преступников женщину с двумя детьми, Рики чувствовал себя прескверно.
Линда Колхаун со своей собачкой стояла на пороге своего дома вдали. Ее бриллиантовые серьги сверкали, как языки костра.
Рики вызвал Берта. Женщина собрала вещи.
– Задерживаю женщину с двумя детьми. Совершенно точно мексиканцы. Больше никого не видел. – 10-4.
Во дворе соседнего дома на ржавом трехколесном велике сидел малыш в шортах и шлепанцах. На пограничников он не глядел – глядел на запертую дверь соседнего трейлера.
– Отправляюсь на станцию, – сказал Рики и засунул рацию в нагрудный карман. Стряхнул с ботинка ком
Мексиканская традиционная женская одежда – длинный кусок ткани, который используют как шарф, накидку, покрывало.
Прошу вас… У меня дети (
Ради моих детей (