Драконий пир. Светлана Лыжина
слуг новыми имениями или пишет письмо в сопредельные страны, то в княжеской канцелярии непременно должна остаться копия приказа, дарственной или письма, потому что ни один государь не в силах помнить свои дела во всех подробностях.
В то же время для канцелярии считалось редким случаем, чтобы копию делали нарочно. Иногда, конечно, снисходило на некоего писаря вдохновение, и он составлял документ сразу набело, без единой помарки, чтобы показать своё искусство. А так копиями служили черновые записи – те, что с зачёркнутыми строчками, приписками на полях, кляксами. Смысл ведь в этих записях оставался тот же, а красота была не важна. Она создавалась только напоказ – для тех документов, что расходились из дворца во все стороны.
Такие документы, выпущенные в мир, уподоблялись птицам, выпушенным из клетки, – ищи и не найдёшь, а вот исчирканные и замаранные бумаги и пергаменты оставались в канцелярии, причём за два года, пока Владислав пребывал у власти, разных его грамот, составленных на совете, появилось достаточно, и черновиков накопилось много.
– А для чего тебе, господин, эти грамоты? – спросил Калчо, открывая сундуки и стопками выкладывая требуемое на столы.
– Хочу узнать, кто из отцовских слуг оказался предателем, а кто остался верен до последнего часа, – ответил Влад. – И раз уж нет у меня живых свидетелей, я призову в свидетели пергамент. Письмена всегда правду говорят, ведь нет у них ни страха, ни корысти.
Девятнадцатилетний юнец уселся за стол, пододвинул к себе стопку черновиков и принялся читать. Скользя взглядом по очередному листу, он обращал внимание только на самые последние строчки, где указывались имена бояр, присутствовавших вместе с Владиславом на совете в тот день, когда составлялся текст.
Влад хотел найти в этих строках знакомые имена – имена отцовых бояр. Вернее, хотел бы не найти ни одного знакомого имени, но знал, что непременно найдёт.
В отличие от писем в сопредельные страны, частенько сочинявшихся на латыни, грамоты составлялись на славянском языке, и этим языком новый хозяин дворца владел отлично. Никакой помощи в разборе символов, нацарапанных чёрными чернилами на пожелтевших пергаментах, Владу не требовалось.
Ему был знаком и сам порядок составления грамот. Список бояр начинался словами «се же свидетели» – дескать, вот кто наблюдал за составлением документа. Сами же бояре, упомянутые в списке, назывались словом «жупаны», и, чтобы называться так, то есть попасть в княжеский совет, они порой шли на многое.
– Се же свидетели: жупан Мане Удрище, брат его Стоян[17], – прочитал Влад и задумался. Он помнил Мане Удрище и Стояна – невысокого роста неприметные бояре с короткими чёрными бородами.
Когда на троне сидел отец Влада, эти люди упоминались в грамотах последними, а теперь оказались упомянуты первыми. Значит, теперь они в совете стали наиглавнейшими, не считая самого князя. «Что же они такого сделали для Владислава, что он настолько возвысил их? Неужели это они – главные заговорщики? Вот двуличные души! Псы паршивые!» – думал девятнадцатилетний
Боярин Мане Удрище и его брат Стоян – реальные исторические лица. Мане Удрище и Стоян возглавили заговор против отца Дракулы. Подробнее см. статьи в Приложении к роману «Драконий пир».