Здесь живут люди. Фёдор Мак
сызмальства росла замарашкой, забитой, затурканной и, казалось, навсегда испуганной. Всего боялась, в школе училась плохо и недолго; ни с кем из детей не водилась и постоянно молчала. Видно, молчанием она спасалась и защищалась от других. Её спрашивают о чем-либо, а она молчит, её снова спрашивают, а она и на второй вопрос не отвечает, её в третий раз спрашивают, уже с раздражением, а она и на третий вопрос молчит, будто оглушённая, будто впала в некое оцепенение. «Тьфу, дура!» – говорили в досаде и – отставали.
Семья Акульки – бедная, а если по правде, то нищая; хорошо, если в доме находилась краюха сухого хлеба. Сухой хлеб с подсоленной водой – вкусно. Акулька так и делала: нальёт в миску колодезной воды, посолит и хлебает ложкой воду, как борщ, заедая сухарём. Её мать часто болела, на работу в поле не ходила, огород возле дома обрабатывала кое-как – всё больше на огороде не мать, а худенькая Акулька горбатилась. А отец – сгинул. Как уехал в город на заработки, так и не вернулся, пропал – то ли погиб от лихих людей, то ли от семьи сбежал. Дело тёмное, его даже не искали.
По нищете своей ходила малая Акулька в одежде, больше похожей на лохмотья, а когда подростком чуть вытянулась, то надевала в школу старые мамкины платья, которые смешно и старомодно болтались на её костлявой фигурке. Над нею – смеялись, открыто и презрительно. Смеялись в школе, смеялись на улице – чучелка! – смеялись не только дети, но и некоторые взрослые, те, кто совсем глуп. Как только Акулька появлялась где-либо, так сразу становилась предметом насмешек и развлечений. Смеяться над нею было легко, а, главное, безопасно – она в ответ не огрызалась, не говорила гадостей, не язвила колкостями. Над нею хохочут, а она только сожмётся испуганно в комочек и – молчит. Нелепая, несуразная, худая, в старом мамкином платье, и взгляд затравленный.
Бывает, с возрастом человек меняется, расцветает, приобретает солидность жизни, уважение сельчан, а наша Акулька как была гадким утёнком, таковым и осталась, несмотря на то, что прошли годы; как была тощим подростком, так и застыла в этом положении, только постарела со временем. Кто-то назвал её «постаревшим подростком», и это было точное определение акулькиной сухой низкорослой внешности.
Жила она теперь, после смерти матери, одна, и в селе, кажется, никто не знал и не хотел знать, как живёт это создание божье в своей нищей хатёнке с облупившимися стенами; никто никогда не интересовался, что переживает и что думает Акулька. Да какие там думы и переживания? Нет у неё ничего, ни мыслей, ни чувств, ни даже пары кур во дворе: тупая, забитая баба, – таков был приговор, клеймо, то есть общее кунишнинское мнение. Одна библиотекарка Феодосия Карповна знала, что Акулька зимой берёт в библиотеке книги и читает. «Развлекается от скуки», – думала баблиотекарка с презрительной усмешкой, поджимая губы и не считая Акульку «образованной», но книги давала без опаски, так как Акулька всегда возвращала их в срок.
Поскольку общественное мнение, что Акулька – существо ничтожное, было устойчивым, то с нею почти никто