Дар Божий. Александр Николаевич Бобров
горло, но это не помогло – рвение к работе не проснулось. Что-то мягкое и теплое коснулось его ноги: Жора настойчиво бодался мохнатой головой и посматривал на хозяина с укором.
Вздохнув, он поставил пустую чашку на подоконник, стараясь попасть донышком на оставленный коричневый кругляшок кофе и отвернулся от окна. Третий день. Третий день моросит мерзкий дождь, словно сейчас разгар осени, а не конец лета. Паршивого лета, кстати.
В коридоре мелькнула фигура Марины. Она уже надела свой строгий костюм из старомодной юбки до колен и пиджака. Весь серого цвета, он прекрасно подчеркивал ее фигуру, пусть и чуть потускневшую с годами. Она быстро, но без суеты, проверяла содержимое клатча.
Женя облокотился на дверной косяк кухни и небрежно кашлянул. Супруга никак не отреагировала.
– Во сколько возвращаешься? – небрежно спросил он.
Марина оставила опасно раздувшийся клатч в покое и обернулась. В ее глазах читалось искреннее удивление.
– Ты стал беспокоиться когда я вернусь? Ты как, хорошо себя чувствуешь? – она элегантно перебросила прядь волос за плечо и заглянула ему в глаза, чуть наклонив голову.
Женя промолчал. Отношения с Мариной давно перестали быть идеальными. По правде сказать, идеальными они не были ни одного дня, за все эти шесть лет. Наверно, все эти разногласия всегда имели место быть. Наверно, они не всегда замечали их. Или просто раньше они любили друг друга.
Звякнули ключи в ее руке, аккуратно закрылась входная дверь и он остался один. Не считая Жоры. Жорик наконец осознал, что деликатные бодания не работают и принялся настойчиво мявкать, наращивая темп и громкость.
Женя споткнулся об обнаглевшего кота и, потеряв равновесие, широкими шагами, вошел в спальню. Марина застелила свою половину кровати. За окном все та же серая пелена. Женя с тоской взглянул на часы: без двадцати семь. Пора собираться в университет.
О встал позади грузного мужчины с седой головой. Он делал это сотни раз и точно знал: такие вот грузные дяди всегда первыми влезают в автобус, расшвыривая всех на своем пути, так что если держаться их – место в транспорте обеспечено.
Самый час пик. Проспект забит ревущими машинами, сливающимися в сплошной поток. Люди толпились на остановках, покрикивая на зазевавшихся мальчишек и девчонок, посмевших пролезть вперед матерых бабушек.
Женя постарался абстрагироваться от происходящего, сверля взглядом широкую спину своего проводника. У проводника были красные уши – он явно замерз на утреннем ветру.
– Вы слышали, вы слышали? – вопрошала, в пространство, худощавая дама в потрепанном берете неопределенного цвета. – Патриарх сказал, что еще чуть-чуть и вообще этих психопатов не останется! Еще чуть-чуть и достроят! Вот уж не думала, что застану такое! Что доживу!
Женя невольно поднял глаза к низким тучам. Не проходило и дня, чтобы не встретилась вот такая дама в потрепанном берете. Или, может, это одна и та же дама?
Ставка, как всегда, сыграла и Женя оказался в автобусе одним из первых. Втайне надеясь, что число бабушек на рейсе не будет зашкаливать, он занял место у запотевшего окна. За стеклом проплывали серые, мокрые здания, озаряясь редкими неоновыми вывесками. Говорят, что когда-то весь город был залит всевозможной рекламой всевозможных услуг и товаров. Когда-то, когда торговцы пользовались уважением. Тогда же, говорят, уважали и людей науки. Женя чуть заметно усмехнулся.
За вспотевшим окном проскочила громада черного джипа, за ним – еще один. Патруль несся вперед, не разбирая дороги. Люди прижимались лбом к стеклу, стараясь лучше рассмотреть кортеж. Очередная важная шишка спешила в Лужники.
Как только кортеж скрылся, интерес в глазах пассажиров погас, они медленно рассаживались по местам. Глаза тускнели, движения становились замедленными, слово они плыли в киселе. Они, как обреченные, двигались к месту работы, как делали это вчера и как будут делать это завтра. Без мыслей, без стремлений. Все их надежды, вбитые им в головы, мчались в кортеже в сторону бывших Лужников.
Автобус резко затормозил, несколько человек повалилось на соседей, со всех сторон потекла ругань и недовольство. Женя, вновь стараясь держать мысли далеко, протиснулся к выходу. В лицо ударили холодные брызги дождя, людской поток стиснул его так, что он охнул. Мимо проплыл знак метрополитена.
Эскалатор медленно вел их под землю. Над головами проплывал обшарпанный свод, штукатурка осыпалась, обнажая бетонные перекрытия. Лампы изредка помаргивали, голос из хрипящих репродукторов напоминал проявлять бдительность и терялся где-то под сводами.
Уже на платформе к нему подскочила совсем молодая девчушка. Она прижимала к груди толстую кипу не то брошюр, не то журналов. Чумазое личико выглядело изможденным, словно сейчас уже поздний вечер.
– Возьмите, – утвердительно сказала она, протягивая худую руку.
Девчушка вручила ему брошюру "Не теряйте веру. Он совсем рядом!". Женя сунул ее в карман, чтобы помочь ребенку. Он никогда и не находил веру, чтобы ее искать вновь.
Уже в вагоне, от скуки, он развернул