Институт идеальных жен. Ольга Куно
свободных денег, собственного дома, необходимость работать, безбрачие – все это я вполне способна была принять. Но жить под одной крышей с мистером Годфри и полностью от него зависеть – этого я даже представить себе не могла. Хотя тщательно пыталась. Говорят, если как следует представишь некие обстоятельства в своем воображении, то перестаешь их бояться. Мне это упражнение не помогало. Чем сильнее я напрягала собственную фантазию, тем более пугающим казалось будущее. Я даже попыталась изобразить нас с женихом на бумаге. Мне неплохо даются рисование и черчение. В итоге эта работа заставила меня занервничать еще сильнее, настолько, что пришлось срочно изображать между нами кирпичную стенку.
Словом, мое душевное состояние было, если можно так выразиться, шатким. Положение усугубляло еще и то, что меня все сильнее раздражала соседка по комнате. Мы оказались товарищами по несчастью, что в принципе могло бы нас сблизить. Обе в скором времени выходили замуж, и обе не по своей воле. Но я все равно считала, что ситуация Амелии кардинально отличается от моей. Как можно страдать, да еще и столь открыто, если твой жених – Рейнард Аттисон? Да, понимаю, Амелия не испытывает к нему нежных чувств. Допустим, о любви речи не идет. Но что с того? По моему глубокому убеждению, страсть совершенно не обязательна для благополучного брака. Рейнард – хороший человек. Умный, достойный, воспитанный. Он привлекателен внешне. У него подходящий для жениха возраст. А в придачу ко всем этим достоинствам он еще и богат, и занимает высокое положение в обществе… да к тому же прекрасно целуется.
Чем ее не устраивает такой брак?
Рейнард даже приходил к нам в пансион. С Амелией встречался, со мной – нет, и я, признаться, здорово ей завидовала.
Но самое странное – я постоянно натыкалась на соседку, которая при виде меня делала вид, будто идет по своим делам. Признаться, это меня слегка озадачивало.
Я уже начала подозревать, что граф Аттисон рассказал своей невесте и о нашем разговоре, и о поцелуе. Амелия пыталась поговорить со мной, но, признаться, я была не готова к откровениям и потому решительно пресекла эти попытки.
Словом, назвать нас соперницами, по-хорошему, было нельзя, но и беседовать с соседкой по душам меня не тянуло. И когда в моем мозгу созрело окончательное решение, я не обмолвилась ей ни словом, а вместо этого обратилась к старой, проверенной подруге.
– Бежать?!
Лизетта затихла, когда я приложила палец к губам, а затем заговорила, ощутимо понизив голос.
– Но это же опасно! И потом – куда? Домой, в поместье?
– Да что ты! – отмахнулась я. – К мачехе? Какой смысл? Она просто запрет меня в комнате и напишет мистеру Годфри. Недели не пройдет, как нас прямо там и обвенчают. Нет, домой нельзя.
Лизетта поджала губы, уставилась в пол, покрытый простеньким плетеным ковром. Такие лежали во всех наших комнатах, абсолютно одинаковые, только цвета разнились: у кого-то синий чередовался с фиолетовым, у кого-то – оранжевый с желтым.
– К моим тоже нельзя, – сокрушенно покачала головой подруга. – Выдадут. Как