Маленькие женщины. Луиза Мэй Олкотт
выражением на физиономии, когда просил чего-нибудь поесть, что он проделывал по дюжине раз на день. Повар был человек раздражительный, старик-кучер – глухой, и Эстер оказалась единственной, кто уделял внимание нашей юной леди.
Эстер была француженка, прослужившая у Мадам, как она называла свою хозяйку, много лет и, надо сказать, умело тиранизировавшая старую даму, потому что та уже не могла без нее обойтись. Настоящее ее имя было Эстель, но тетушка Марч велела ей поменять его на Эстер, и она согласилась – на том условии, что ее не заставят сменить и веру[90]. Мадемуазель очень полюбилась старой горничной, и она удивляла и развлекала девочку рассказами о своей жизни во Франции, когда Эми сидела с ней, в то время как сама она приводила в порядок кружева Мадам. А еще она разрешала Эми бродить всюду по огромному дому и рассматривать невиданные – старинные и красивые – вещи, хранящиеся в больших гардеробах и древних сундуках, ибо тетушка Марч собирала и припрятывала их, словно сорока. Более всего восхищал Эми индийский шкафчик со множеством странных ящичков, углублений и тайных укрытий, где хранились разнообразные украшения, некоторые драгоценные, некоторые просто любопытные, но все более или менее древние. Рассматривать и раскладывать эти украшения было для Эми огромным удовольствием, особенно это касалось футляров с драгоценностями, где на бархатных подушечках покоились украшения, подчеркивавшие красоту прекрасной леди полвека тому назад. Здесь находился гарнитур, который надевала тетушка Марч, когда выходила в свет, жемчуга, подаренные ей отцом в день ее свадьбы, бриллианты от ее возлюбленного, траурные кольца и броши из черного янтаря, удивительные фермуары – медальоны с портретами умерших друзей и подруг и другие – с плакучими ивами внутри, сделанными из волос, а также детские браслеты, которые носила единственная маленькая дочь тетушки. Были там большие карманные часы дядюшки Марча с красной печаткой, с которой играли многие детские руки, а в отдельной коробке одиноко, само по себе, лежало обручальное кольцо тетушки Марч, слишком узкое теперь для ее ставшего толстым пальца, но бережно хранимое, как самая большая из всех ее драгоценностей.
– Что бы захотела из всего этого взять Мадемуазель, если бы была на то ее воля? – спросила Эстер, которая всегда в таких случаях сидела рядом – присмотреть, а потом запереть все эти ценности.
– Больше всего мне нравятся бриллианты, но здесь нет ожерелий, а я люблю ожерелья – они так мне к лицу! Я бы тогда выбрала вот это, если бы мне позволили, – ответила Эми, с искренним восхищением глядя на нить бус из золота и черного дерева, на которой висел такой же, довольно тяжелый крест.
– Я тоже с вожделением смотрю на них, только это ведь не ожерелье, не бусы. О нет! Для меня это четки, и я, как добрая католичка, должна бы их использовать для молитвы, – объяснила Эстер, печально взирая на красивую вещицу.
– Она предназначается для того, чтобы ею пользовались,