Шах и мат. Марк Максим
зубов.
– Чем? – удивился боцман.
Его еще раз качнуло.
– Виски, – объяснил капитан.
– Виски? – переспросил боцман.
И махнул рукой.
– Это с детства. Еще в детстве моя мать говаривала: что это от тебя так несет, Джон, как из винного погреба? Моя бедная мать…
Капитан Сток прервал его:
– Ладно. Пойдите, выспитесь.
Боцмана снова качнуло. Он взял курс на дверь, справился с этой трудной задачей и причалил к койке. А капитан Сток отправился в каюту-салон с докладом.
Глава 13. Сны мистера Хорлэя
В каюте-салоне яхты «Акулы», каюте, скорей напоминающий салон дворца, чем каюту, и убранной с тяжелой роскошью, в которой сквозило стремительное желание династии Хорлэев поразить своими богатствами и могуществом, в этом салоне присутствовало три человека. За столом сидел сам Акула Хорлэй, он внимательно смотрел на капитана Стока, стоявшего перед ним. Немного поодаль скромно стоял в углу не кто иной, как мистер Грэффи, один из самых опытных сыщиков лучшего сыскного бюро, учрежденного династией Хорлэев для защиты своих интересов.
Мистер Хорлэй сказал, следя за дымом сигары:
– Вы утверждаете, Сток, что никого больше в трюме нет и что этот Стоун, репортер, был единственным, неожиданным пассажиром?
– Совершенно верно, сэр.
– Ваше мнение, Грэффи?
– Я тоже так думаю, сэр. Никто не мог знать, что яхта снимается с якоря. Тем более что приказ, данный капитану, был в запечатанном конверте, сэр.
Мистер Хорлэй сделал короткий жест.
– Хорошо. Вы оба свободны, можете идти. Я отдохну немного.
Почтительный поклон: капитан и сыщик вышли. Мистер Хорлэй молча докурил сигару, аккуратно положил ее в пепельницу и прошел в смежную каюту, спальню, где была приготовлена постель. Медленно и неторопливо Акула Хорлэй снял костюм, облачился в шелковую пижаму бледно-кремового цвета с синими отворотами и лег. Еще мгновение он лежал с открытыми глазами. Затем глаза его сомкнулись, и он крепко заснул, убаюкиваемый мерным ходом яхты к северо-востоку по гребням океана.
Акула Хорлэй спит, мерно поднимая дыханием застежки пижамы. Под сомкнутыми веками Акулы Хорлэя проходят разные видения, разные сны. Несмотря на свое могущество, несмотря на свои богатства, Акула Хорлэй так же подвержен сновидениям, как любой лифт-бой любого из его дворцов. Но в противоположность лифт-боям сны неприятны, не велосипеды, не трубки, не кинематограф снятся мистеру Хорлэю, миллиардеру Хорлэю, Акуле Хорлэю. От этого он стонет во сне, изредка вскрикивает, изредка рычит почти звериным голосом.
Под сомкнутыми веками Акулы Хорлэя проходят волны видений.
Экран, на котором эти видения скользят, то светлеет, то темнеет, в зависимости от того, что чувствует Акула Хорлэй.
Прежде всего – это цифры. Это длинные ряды цифр, они скользят, множатся, вытягиваются длинными вереницами. Тысячи, миллионы, сотни миллионов, миллиарды пролетают перед заснувшим Хорлэем. И руки Хорлэя сжимаются: этого он не должен выпускать, это те миллиарды, которые множеством ухищрений, преступлений,