Золотой человек. Мор Йокаи
словно доведенная до кипения в раскаленном котле, а спиралевидное завихрение зияет в волнах саженной глубиною. Водоворот проделал в скале углубление в сто двадцать футов, и что попадет в эту могилу, того человеку вовек не извлечь, а уж если туда угодит человек, то в день воскрешения усопших придется с ним повозиться!
И вот теперь течение увлекало высвободившуюся мельницу к этому омуту.
Но прежде чем мельницу туда затянуло, она получила пробоину в дне и, начиная тонуть, опрокинулась набок; мельничное колесо установилось вверх своей гигантской осью, белая кошка взбежала на край оси да так и замерла там, выгнув спину. Подхваченное водоворотом дощатое сооружение описало широкий круг, раз пять повернулось вокруг собственной оси, – каждая доска-балка отзывалась нещадным треском, – а затем скрылось под водой.
Исчезла и белая кошка.
Тимея, содрогаясь от ужаса, закрыла лицо тонким шарфом.
Зато «Святая Варвара» была спасена.
Каждому из возвратившихся на корабль гребцов Евтим пожал руку, а Тимара даже обнял.
Тимар надеялся, что Тимея тоже поблагодарит его.
Тимея же спросила его:
– Что теперь будет с мельницей?
– От нее останутся лишь щепки да труха.
– А как же бедная киска?
Губы девушки дрожали, а в глазах стояли слезы.
– Ей-то уж наверняка конец пришел.
– Но ведь эта мельница принадлежала какому-то бедняку! – воскликнула Тимея.
– Это правда. Но нам необходимо было спасать свой корабль, собственные жизни, иначе мы бы сами утонули: нас, а не мельницу, затянуло бы в водоворот, и наши останки выбросило бы потом на берег.
Тимея сквозь застилающие глаза слезы посмотрела на человека, произносившего эти слова.
И сквозь слезы она заглянула в чуждый, непостижимый ее разумению мир:
«Неужели нам дозволено столкнуть в омут мельницу безвестного бедняка лишь для того, чтобы спасти собственный корабль? Неужели нам дозволено утопить несчастную кошку лишь для того, чтобы самим не погибнуть в пучине?»
Она не желала этого понять.
И с этого момента больше не слушала волшебные сказки Тимара, а сторонилась его.
Сальто-мортале мамонта
Впрочем, и у Тимара пропала охота рассказывать сказки: не успел он толком отдышаться после жестокой схватки не на жизнь, а на смерть, как Евтим сунул ему бинокль и жестом показал, куда смотреть.
Тимар обернулся, навел бинокль на виднеющийся вдали корабль и медленно, словно разжевывая во рту каждое слово, проговорил:
– Канонерская лодка… Двадцатичетырехвесельная… название ее «Салоники».
И он не отрывал глаз от бинокля до тех пор, пока скалистые зубцы острова Периграда окончательно не заслонили турецкий корабль.
Тогда он вдруг положил бинокль и, поднеся к губам рожок, подал сигнал короткими, отрывистыми звуками: сперва три гудка, затем еще шесть, – после чего погонщики принялись подстегивать лошадей, чтобы те бежали