Качели. Геннадий Николаевич Седов

      «Вас мы тоже ждём! – звучал жизнерадостный его голосок. – Когда возвращается твой благоверный? Приходи в любом случае, мужиков будет достаточно».

      Она листала торопливо телефонную книжку: опять Кицисы! Все поголовно помешались на Кицисах…

      – Записывай!

      Продиктовала номер телефона. Лёньчик не унимался: глупо острил, захлёбывался словами. Поведал об обалденной какой-то сауне под Ашкелоном на минеральной воде из источника неподалёку от моря, куда стоит семейно прокатиться, предлагал выгодную опцию по страхованию автомобиля в агентстве своего приятеля.

      – Лёньчик, ты чо? – не выдержала она. – Какая опция? Мы же продали машину, забыл?

      Она внюхивалась в запах доносившийся из кухни. Пахло горелым.

      «Ё-о моё, действительно, – заржал он. – Вылетело из головы».

      – Подожди минуту!

      Ринулась в дверной проём, выключила конфорку под объятой паром, прыгавшей на плите кастрюлькой, откинула крышку. Овсянка безнадёжно сгорела. С кухонным полотенцем на плече, дуя на обожженную ладонь вернулась к телефону.

      «Слушай, – не унимался Лёньчик, – Ксюшка! Есть классный анекдот».

      – Всё, извини! – оборвала она его. – Мне надо бежать.

      «Болван! – бормотала влезая лихорадочно в туфли, хватая сумку и не попадая ключом в прорезь замка входной двери. – Трепло ходячее!»

      Вспомнила (уже на лестнице), что забыла перед уходом заскочить в туалет. Ни поесть не успела, ни привести себя в порядок. Неслась галопом к остановке и, разумеется, прозевала автобус. Следующий, вообще, куда-то провалился. Опоздала, в результате, на работу, схлопотала выговор от хозяйки.

      День начинался с левой ноги. Незадолго до перерыва забарахлил кассовый автомат, пришлось пересесть за свободный, был инцидент с сомнительным чеком – клиент нагло на неё наорал, за обедом она съела какую-то гадость. Смена тянулась бесконечно. У неё устали глаза, и цифры на экране расплывались и ускользали как её разбросанные, беспорядочные мысли.

      Идти домой не хотелось. Брела чувствуя чудовищную усталость в духоте медленно остывавшего августовского дня Было желание перешагнуть парапет, лечь лицом в траву газона чтобы ничего больше не видеть и не слышать.

      А город, между тем, оживал в ожидании вечерней прохлады. Обрастали людьми прилавки фалафельных и шашлычен, проворные девочки-официантки в фирменных мини-юбочках расставляли весело щебеча столики и стулья посреди тротуара, расстилали скатёрки, ставили вазочки с цветами. Густел поток автомобилей на улицах, вспыхивали там и тут неоновые огни. В посвежевшем воздухе носились ароматы жареного мяса, выхлопных газов, женских духов.

      Людская река несла Ксению в лабиринты экзотических улочек Старого города с вереницей магазинчиков, ателье, кафе, ресторанов, под яркий свет витрин, разноголосицу толпы, оглушительную музыку из проносившихся мимо машин с хохочущими подростками. У неё было любимое место – уединённый запущенный скверик между Музеем истории и полуразвалившейся арабской мечетью, на изразцовом куполе которой светился в лунные вечера небольшой полумесяц из тёмной кованой меди. Здесь можно было сидеть невидимкой в полумраке, смотреть на переливчатые огни, думать без помех

      Она отыскала в глубине аллеи укромный уголок среди пышно разросшихся кустов олеандра, села на скамейку, вытянула усталые, неподъёмные ноги.

      Густел на глазах вечер, наплывала из близкой пустыни ночь, кричали над головой слетавшиеся на ночлег птицы.

      Вспомнила в который раз о Кицисе. После субботнего пикника он исчез. Не попадался на глаза, не звонил. Обиделся? Странно. Вроде бы, не из-за чего.

      «Кицис, Кицис, Кицис, – выплыло из памяти. – Где вы? Отзовитесь!».

      Остро захотелось его увидеть. Поговорить о книгах, музыке, театре. Поспорить как когда-то. Они ведь часто спорили по самому разному поводу, доходили порой до крайности. А настроение всё равно бывало замечательным: рождались в пылу словесных перепалок неожиданные мысли, возникал удивительный подъём в душе, кровь горячо вскипала (Как результат, диспуты неизменно заканчивались в постели).

      Вздохнув она откинулась на спинку скамьи.

      Розовые в свете дальних фонарей плыли по небу облака, холодил лицо ветерок. Она смотрела в перспективу маслянисто-чёрного шоссе с мигавшими огоньками стоп-сигналов и тоже плыла куда-то. Смежались сами собой веки. «Кицис, Кицис, Кицис», – слышалось отчётливо в гвалте птиц…