Пляски на стенах. Артем Антохи
воды сменился бурлящим баритоном. Человек ощущает рядом чужое дыхание. По ту сторону двери Эдель устало ждёт, когда отмоется её герой. Голос девушки не замечает преград. Он стал той дверью, он врос в стены, взывает с потолка и льётся водой из крана.
…Я вижу твоё лицо. Слышу каждое слово в твоей голове. Я чувствую, как тебе больно. А тебе не представить, что чувствую я… Так долго перебирать утят и наткнуться на гадкого лебедя… Можешь идти, если хочешь. Через окно, через дверь – как привычней. А мне останется ждать. Ты ведь ещё придёшь поиграть? Клянусь, я выброшу ту чёрную тряпку, она ни на что не годна. Жда-а-ать… Кажется, единственное, чего я способна ждать, когда этот чёртов дом снесут, забыв предупредить меня…
Человек подполз к ванной, миниатюрное озеро собирается в ладонях и отправляется в измученное лицо. Он переводит взгляд на зеркальную дверь шкафа, прозрачные капли сонливо стекают по сплошному куску гладкой кожи.
…Боженьки, да на тебе лица нет. Неужели и в этом я виновата? Можешь молчать, без тебя знаю. Будь возможность, ты бы всё на меня повесил. Ты-то святой… На твоём фоне и Бог – шваль бесчестная, а я и подавно на метле летаю… Это не так! Слышишь? У меня есть лицо! Я – Человек! Не ты! Ты выглядишь таким чистым, нетронутым. На тебе нет и царапины мук. Нельзя быть Человеком и не терпеть мучений! Но я помогу, если захочешь…
Человек надолго вонзился в упрямые бетонные роговицы, где сегодня выступает ансамбль «ССС»: Сострадание мчится по клавишам, Совесть занимает контрабас, в барабаны бьёт Сумасшествие. Человек так надеялся узреть в себе что-то человеческое, но глаза напомнили ему о том, что Он никогда не владел кием, не держал коктейль Молотова, давно не подливал коньяк в кофе. Не ошибся ли ты с именем, дружок? Человек готов развалиться на бесполезные буквы.
Что-то призывно мелькнуло с обратной стороны зеркала. Неизвестно, как много времени это что-то покорно лежало в тёмном углу в окружении лезвий и платков, но именно сейчас оно захотело покрасоваться.
Пыльная полка дарует умытому деревянную шкатулку с интересным кельтским узором. Открыв ларчик, Человек не испытывает ни капли смущения или страха. Он до того измождён, что не в силах испугаться пистолета, прижавшего ко дну стопку рваных листов. Чёрная смерть, как нарочно, целится в дверь. Воды набралось половина ванны, сколько ртути в голове Человека.
– Нет, это я помогу тебе, – молвит Он. – И знаешь, если ты чист… возможно, тебе просто надоело купаться в грязи. Ты проклял каждую из своих ошибок и теперь готов жить по-настоящему. Этот дом не снесут, Эдель. Его давно уж нет, он сам себя уничтожил. Скажи мне, ты хочешь построить его сызнова?
…О чём ты? Я бы и сломать его не смогла… Если он уничтожен, значит, я на дне, под грудой руин, и меня уже не спасти…
– Но ты ведь не рыхлый кирпич. В тебе есть и свет, и мрак, ты – живое произведение искусства. Не то, что красотой отвлекает от уродливых стен, а то, что способно творить красоту, пробиваясь сквозь стены.
…Не нужна мне твоя помощь. Ты пришёл помочь себе, а там, может, и мне что-нибудь обломится. Я многого